Тридцатая застава

А Грета? Что так влекло се туда? В двадцать шесть лет, когда сердце еще не охладело и ожидает чего-то необычного, а сознание подсказывает, что молодость уходит, трудно девушке объяснить свои стремления. Победы немецкой армии в Европе щекотали ее самолюбие. Разве не лестно молодой, красивой немке с гордо поднятой головой прогуляться по улицам поверженных столиц? Париж — это не Яссы, где она училась в гимназии, и даже не Бухарест, куда изредка ездили с отцом, когда боярская Румыния господствовала в Бессарабии и Северной Буковине. Париж — ее давняя мечта. А Вена? О-о, Гретхен еще возьмет свое от жизни, покажет. на что способна…

2

Комиссия по репатриации немцев из сел Бессарабии разместилась в школе, украшенной лозунгами и плакатами на двух языках. Об этом позаботилась учительница Краузе. В группе немецких эмиссаров выделялся моложавый, стройный красавец с голубыми глазами.

— Эрих Геллер! — представился он местным членам комиссии, подчеркивая каждым движением руководящее положение среди своих коллег.

Николай Степанович Чемерыс, представлявший местную власть в комиссии, задумался: где-то он уже слышал фамилию этого щеголеватого немца. «Геллер… Когда же мы с тобой встречались? Кто ты?» Пока проходила церемония встречи с местным населением и бойкая учительница на немецком языке приветствовала эмиссаров, Чемерыс переворачивал страницы памяти, выискивая там знакомые немецкие фамилии, но ничего конкретного на тех страницах не вычитал. И остался очень недоволен собой: знать, притупилась память…

Потом эмиссары опрашивали население, составляли списки репатриантов. Геллер не вмешивался в работу своих подчиненных, он всецело занялся легким флиртом с симпатичной учительницей.

— Вы, фройлен Грета, — точно лесная фея! Даже не верится, что в этом забытом богом и людьми медвежьем углу может появиться такое чудо, — с присущей развязным кавалерам легкостью старался очаровать девушку, и по ее искрящимся глазам было заметно, что ей это нравится.

— Какое там чудо! — с напускной небрежностью возразила Грета, но в то же время всем своим видом словно говорила: «Да, я действительно хороша и знаю себе цену, но не думайте, что повстречали наивную глупышку или сентиментальную гетевскую Маргариту».

В скромном белом платье, перехваченном в талии голубой лентой, она действительно выглядела прелестной! Слегка разрумянившееся в меру полное личико ее будто сошло с тех рождественских открыток, на которых немцы любили изображать ангелочков.

Капитан Чемерыс слабо владел немецким, не все улавливал из их разговора, но терпеливо следил за этим банальным флиртом, пытаясь разгадать, какую цель преследует немец. Геллер, видно, почувствовал настороженность молчаливого члена комиссии. Боясь пересолить и тем усилить его подозрительность, он с легкостью светского человека переменил направление разговора и вдруг заговорил по-русски:

— Я, каспада, зер виль… отшень хачу правильна кавариль русски язык. Мы два дружественный страна. Наш фюрер уважаль унзере… свои фройнд… друзья. Как кавариль один русски пословиц: не имей сто марок… Или как это?

Грета рассмеялась. Чемерыс с безразличием отвернулся и зевнул, но теперь уже не пропускал ни одного слова из болтовни щеголя. Ему показалось, что немец умышленно искажает русские слова.

А тот продолжал:

— Кде-то здесь жил добри знакоми, друк майне фатер. Отшинь богати фермер, или как это у вас? О, пометшик Фишер…

Николай Степанович поднял брови.

— Да, был такой. Кажется, в Ольховом. Это недалеко отсюда.

— Я, я! Ольховая, там, говорил майн фатер, настоящий замок! Но теперь, я думаль, нет ни замка, ни хозяина…

— Почему же? — прервал его Чемерыс, — Дом Фишера сохранился, и хозяин есть. Только не Фишер, конечно, а колхоз.

— О-о, кольхоз! Отшинь интересни! Жаль, что не могу посмотреть…

Николай Степанович ничего не ответил на желание словоохотливого немца посмотреть дом Фишера и колхоз. Вечером, когда комиссия прервала работу, он уехал в Подгорск к Петру Сергеевичу Кузнецову.

Геллер много читал и слышал от агентов абвера о советских разведчиках, чекистах, но встречаться с ними ему не приходилось. В душе он очень желал и в то же время побаивался такой встречи. Поведение сдержанного и немного угрюмого представителя советской стороны насторожило немца. «А что, если он и есть чекист? Кажется, я неплохо сыграл на дружелюбии. Русские доверчивы». Потом его мысли переключились на экспансивную учительницу. Она не так наивна и ограниченна, как показалось вначале. А недурна, очень недурна. И возраст подходящий. «Остальное приложится, мы об этом позаботимся. Правда, ей не хватает романтического полета мысли, но экспрессии для нашей работы достаточно. Даже удивительно, ведь воспитывалась в провинциальной семье, в такой глуши… Но как быть с Ольховым? Удастся ли пробраться туда?»

3

Разговор между Чемерысом и Кузнецовым состоялся поздней ночью. Петр Сергеевич пригласил Шумилова. Выслушав сообщение Чемерыса о своих наблюдениях в Фридрихстале, комиссар внес ясность: