Тридцатая застава

— Мы переживаем тревожное время. Вокруг нашей страны полыхает пламя войны, развязанной империалистическими хищниками. Не исключена возможность, что они и к нам протянут свои кровавые руки. Ну и будем бить их так, как вы били банду Грицеску! — закончил короткую речь представитель правительства.

Орденами, медалями, грамотами и ценными подарками были награждены тридцать три пограничника, в том числе и жены командиров. Сегодня они впервые за годы жизни на границе сидели на собрании рядом с бойцами как равные члены единой семьи, участники сражения.

Вручал Байде орден Красного Знамени представитель правительства.

Вместе с политруком был награжден орденом и Василий Иванов.

Раненный в начале боя в голову, он не оставил пулемета и продолжал сражаться до конца. И сейчас стоял с повязкой на голове.

— Поздравляю вас, товарищ Иванов! Вы не посрамили советского оружия… Держите же его и в дальнейшем так, как держали в этом неравном бою. Пулемет в умелых руках — это несокрушимая сила!

Кровь прилила к бледному после ранения лицу бойца. Воспоминания о недавно пережитых событиях, высокая награда, чувство вины перед товарищами, — ведь он еще в ноябре 1939 года подал рапорт о переводе его на флот, — все смешалось в душе пограничника. Преодолевая смущение, отчеканил:

— Служу Советскому Союзу!

Сразу же после боя Вася несколько раз собирался поговорить с политруком о злополучном рапорте. Не то чтобы он вдруг разлюбил море, о котором столько мечтал. Жестокий бой, гибель товарищей, а особенно Великжанова, с которым сдружился в последние месяцы, разбудили дремавшее в его душе чувство общности с коллективом. Чем он лучше их? Уйти от могил погибших товарищей — это же похоже на предательство. Нет, его место здесь, на границе.

Через день Байда вызвал Иванова на беседу.

— Вот и настало время решать свою судьбу, товарищ Иванов. Пришел приказ откомандировать тебя в Дунайскую пограничную флотилию…

— Никуда я отсюда не уеду! — отрезал пограничник.

— Как не уедешь? Рапорт писал?

— И еще один напишу… Только поддержите меня!

— Попробую. А раз так, принимай комсомольские дела.

Так строптивый боец закончил поиски своего места в жизни.

2

Кольцов возвратился с курсов в конце мая. Началось жаркое южное лето.

— Что, Вася, загрустил? — спросил как-то Байда.

Иванов долго отмалчивался, потом рассказал: девушка, обещавшая ждать его возвращения со службы, перестала писать. Сестра в письме намекнула, будто бы та собирается замуж за другого.

— Вот и не знаю… Если бы хоть на недельку в отпуск, узнать, что случилось… Мы с нею много лет дружили… Просто непонятно, как она могла…

Политрук понял его переживания и обещал похлопотать. Но это значило, что ему придется отложить свои отпуск… А Нина ежедневно напоминала мужу о его обещании. Только заявится Антон домой, и заводит разговор с дочкой:

— Вот и мы скоро уедем с папкой к тете Ане. Да, Людочка? И на Днепр поедем, на лодке покатаемся…

— Поедем, Ниночка, обязательно поедем! Завтра буду в Подгорске и окончательно договорюсь…

И он действительно поехал в Подгорск и выхлопотал отпуск, но не для себя, а для Иванова. Дома утешал семью:

— Все уже готово! Только возвратится Иванов — и мы сразу на вокзал!

Иванов должен был возвратиться двадцатого июня. За несколько дней перед этим Байда и Кольцов вышли на правый фланг. Там уже застали, как и договорились, Бахтиарова и Лубенченко.

— Привет соседям! — издали крикнул оживленный Асхат. — Какая погодка, а? Не мешало бы отметить…

Они сошлись на стыке, как добрые соседи на меже, прилегли на мягкую траву, разговаривая о тех мелочах жизни, о которых так редко приходится вспоминать на службе…

Вдруг, словно по команде, оборвался разговор, все вскочили на ноги: вдоль границы над советской территорией летел самолет без опознавательных знаков.

— Странно, что ему здесь нужно? — удивленно проговорил Кольцов, поправляя пистолет на ремне, стрелять по воздушным нарушителям категорически воспрещалось «во избежание осложнений» с соседями.

Проводив глазами удалившимся на юг самолет, они почувствовали, что радостное настроение рассеялось. Закурили, постояли молча и разошлись — надо исполнять службу. Уже на ходу Байда напомнил соседям:

— Так не забудьте — в воскресенье двадцать второго, в двенадцать ноль ноль, ожидаю! Вечером уезжаю в Лугины, а там и в Базавлук.

На следующий день наряды докладывали начальнику заставы:

— Товарищ капитан! В лесу, что против западной окраины Баштиан, слышен подозрительный шум, будто передвигаются тракторы или танки.

В ту же ночь Байда и Кольцов до утра пролежали на линии границы против леса, почти у самой опушки, но ничего подозрительного не услышали. Возвратившись на заставу, они пригласили к себе Думитру Лабу.

— Пойдемте с нами, послушаем, что делается на той стороне.

— Что-то стучит, будто трактор идет. За лесом есть поляна в лощине, может, пашут? — сказал Думитру и тут же возразил себе: — Но поляна поросла кустарником. кто ее может пахать?

Через некоторое время уже явственно доносился оттуда перестук моторов, как это бывает в МТС, когда тракторы готовятся к выходу в поле.