16 августа к шведскому королю подошли подкрепления, и 24 сентября он в конце концов атаковал укрепленные позиции противника. Все оказалось напрасно. Полевая артиллерия оказывалась бессильной против земляных укреплений. Ему пришлось отступить с тяжелыми потерями в людях, что еще более бедственным образом сказалось на его репутации. Бесчинства его войск, особенно набранных в Германии, лишили его былой популярности, и даже его личное вмешательство ни к чему не приводило. У нескольких немецких офицеров нашли украденный скот, и король едва не разрыдался в бессильной ярости. «Бог свидетель, вы сами истребляете, разоряете и портите собственное отечество! – воскликнул он. – Мне больно на вас смотреть…» Ходили слухи, что союзники разбегаются от него. «Его сила не в собственных подданных, а в чужеземцах; не в собственных деньгах, а в чужих; не в их доброй воле, а в необходимости при нынешнем раскладе; и потому, когда необходимость уже не будет столь насущной, как сейчас… он лишится и денег, и силы, и помощи» – так пророчил шотландский священнослужитель, внимательно следивший за ходом событий. «Он еще не успел обосноваться в Германии, – писал шотландец, – он далеко от дома».
В сентябре в Нюрнберге шведский король попытался исправить эту последнюю напасть. Он предложил Валленштейну условия мира, в которых четко проявились основные пункты его плана по созданию сильной протестантской партии; он потребовал возвратить протестантам все земли, когда-либо принадлежавшие им, безоговорочно отменить Эдикт о реституции и ввести веротерпимость во всех государствах империи, включая императорские земли, восстановить в правах тех, кто был их лишен, передать Валленштейну Франконию вместо Мекленбурга, Максимилиану – Верхнюю Австрию вместо Пфальца, самому Густаву II Адольфу – Померанию, а курфюрсту Бранденбургскому – Магдебург и Хальберштадт взамен. Эти условия ясно показали весь размах замыслов короля. Церковь и династия Габсбургов безжалостно приносились в жертву, а империя, где должны господствовать конституционные светские князья, фактически передавалась под контроль
Евангелическому корпусу и его президенту, королю Швеции. Брак единственной дочери Густава II Адольфа Кристины с наследником Бранденбурга создал бы территориально-династический блок в Северной Европе, который перевесил бы могущество Габсбургов и изменил баланс сил на всем континенте.
Но Аксель Оксеншерна не советовал заключать поспешного договора, не доверяя противникам. «Баварский герцог, – говорил он, – не лучше Валленштейна… Оба они скользкие и лживые». Валленштейн тоже не желал договариваться, уверенный в своем военном превосходстве и понимающий, что союзы короля начинают разваливаться. Регент Вюртемберга выражал недовольство, курфюрсту Бранденбургскому не нравились условия бракосочетания сына, а в Иоганне-Георге шведский король никогда не был уверен. Пока он оставался запертым в Нюрнберге, военачальник Валленштейна Хольк вторгся в Саксонию и принялся систематически опустошать страну.
В Нюрнберге армия шведского короля, и люди, и животные, страшно измучилась. Из-за сырого лета приходилось еще труднее, а нехватка еды и чистой пресной воды способствовала распространению эпидемий, которые непрерывно терзали лагерь. Люди и лошади вымирали на глазах; одна только кавалерия сократилась почти на три четверти.
18 сентября король Швеции решил любой ценой оставить город. Приходили известия о новом крестьянском бунте в Австрии и восстании Стефана Ракоци[70]
, преемника Габора Бетлена, в Трансильвании. Густав II Адольф решил отправиться туда, поскольку знал, что Валленштейн планирует соединиться с Хольком в Саксонии, и, двинувшись на юг, надеялся разделить его силы.Когда его армия уходила, Максимилиан снова стал убеждать Валленштейна атаковать, и полководец опять его проигнорировал. Он задумал более тонкий план. Он собирался спешно выступить в Саксонию объединенными армиями; таким образом, он либо застанет Иоганна-Георга и Арнима врасплох и заставит их пойти на его условия, либо отгонит Густава II Адольфа от Австрии. Но Максимилиан был сыт по горло планами Валленштейна и хмуро удалился защищать Баварию с остатками своего войска.
Раздраженный, но все же намеренный выполнить первоначальный план, Валленштейн повернул на северо-восток и послал Хольку и Паппенгейму (находившемуся на Везере) предложение присоединиться к нему. Таким образом, против Иоганна-Георга сошлись сразу три армии. Если бы Густав II Адольф мог положиться на курфюрста и его генерала в том, что они будут драться до последнего, он мог бы продолжить поход на Вену. Но за два месяца до того королю доложили о том, что Арним вступил в сговор с врагом, а Иоганн-Георг спьяну обронил, что устал от опасного союза с королем Швеции. Так или иначе, курфюрст по натуре не был мучеником; из Дрездена ему было видно, как полыхают деревни его крестьян – это факелы освещают его запои, с издевкой говорили имперские солдаты, – и 9 октября он написал королю, зовя его на помощь. Густав II Адольф не дожидался просьбы; он уже был в пути.