Иоганн-Георг и его полководец вели переговоры о мире весь 1634 год, к огромной досаде Банера, который сотрудничал с Арнимом и Оксеншерной. Курфюрст применил все свое влияние, чтобы не допустить присоединения двух саксонских округов к Хайльброннской лиге или даже разрушить ее саму. Он искренне хотел мира и выдворения захватчиков, как и император, который теперь был готов сделать то, от чего отказался четыре года назад в Регенсбурге, а именно отменить Эдикт о реституции, пожертвовать духовностью ради мирской политики, к чему давно уже призывал Эггенберг, и если бы он пошел на это в Регенсбурге еще в 1630 году, то сумел бы объединить Германию против Густава II Адольфа. Поскольку жертва в итоге была принесена, весьма прискорбно, что этого не случилось раньше, но Фердинанд не имел привычки отказываться от своего курса без борьбы.
Прежде чем битва при Нёрдлингене укрепила позиции Габсбургов, император дошел до того, что претендовал только на статус-кво 1620 года, но сразу же после победы повысил свои притязания и потребовал уже всей земли, которую церковь успела вернуть себе к ноябрю 1627 года. В этом не было ничего неприемлемого. Более того, умеренная партия Иоганна-Георга, как видно, одержала полную моральную победу, поскольку Эдикт о реституции отошел в прошлое, и император наконец-то согласился на компромисс. Духовное отступление Фердинанда II прикрывало собой его политическое наступление. Перетянув на свою сторону Иоганна-Георга, он, вполне вероятно, добился бы того, чтобы и ведущие князья Германии собрались под императорские знамена.
Этот разумный оппортунизм, возможно, отчасти объяснялся влиянием короля Венгрии, который в значительной мере взял переговоры на себя. Условия были соблазнительно великодушными. Объявлялась полная амнистия всем, кроме чешских изгнанников и семьи Фридриха. Иоганн-Георг получал под свой контроль Магдебургское епископство. Самое главное, все частные союзы между германскими князьями впредь провозглашались незаконными, хотя Иоганн-Георг оставлял за собой право самостоятельно командовать собственной армией в качестве союзника императора.
В хладнокровном и разумном подходе к решению проблемы, в широкой основе компромисса договор был наилучшим результатом мирного процесса, которого когда-либо достигали обе стороны, – по крайней мере, на первый взгляд. Его теоретическая обоснованность получила дальнейшее подтверждение, когда большая его часть вошла в окончательный Вестфальский мирный договор. Однако его практическую уязвимость ярко продемонстрировали события, окружавшие его ратификацию, поскольку участники переговоров с имперской стороны действовали, лишь слабо надеясь на мир и дальновидно учитывая возможность продолжения войны.
Если мирный план и не сработает, по крайней мере, он привяжет к императору Иоганна-Георга и всех, кто последует его примеру. Договор был открыт для всех, и, если бы его подписали все воюющие стороны, он действительно мог бы принести мир, а до тех пор его условия должны были быть достаточно заманчивы для того, чтобы привлечь как можно больше умеренных князей. Отказ подписать его должен представляться совершенно необоснованным, так чтобы те, кто не сложит оружия, – французы, шведы и их союзники, которые испарялись на глазах, – выглядели врагами содружества. Так это выглядело в теории. На практике подписание договора ставило знак равенства между альянсом с императором и общим благом и собирало участников под знамена Габсбургов. Но пока шведские войска оставались в Германии, война будет продолжаться, и Пражский мир станет лишь очередной попыткой Фердинанда II привлечь к себе как можно больше сторонников в собственных интересах.
В последнюю минуту переговоры едва не сорвались из-за целого набора препятствий. Император все еще сомневался по поводу Эдикта о реституции и в какой-то миг затмения даже подумал о том, чтобы отдать французскому королю Эльзас и этим подкупом вывести Францию из войны, тем самым лишив своих недругов финансовой поддержки. Этому воспротивился король Венгрии; как австриец и Габсбург, а потом уже католик, он предпочитал уступить церковные земли в Германии, но не раздавать свои династические владения и фактически предлагать Франции контроль над Рейном.
Что касается протестантской стороны, то курфюрст Пфальца и король Англии подняли крик об измене, а в Саксонии среди народа появились доморощенные пророки, которые предсказывали Иоганну-Георгу кары небесные, если он отступится от защиты протестантов. Его жена была против подписания мира, как и Арним. Несчастный командующий упорно добивался мирного урегулирования с самого 1632 года: когда оставалось только поставить подписи под Пражским миром, его так переполняла радость, что он даже посвятил ему поэму, но честь не позволяла ему согласиться на договор, исключавший шведов. Он не желал покупать бесполезный договор циничным предательством союзников. Арним считал его не миром, а новым военным союзом – причем союзом с противоположной стороной.