Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Зимой после победы в Пильзене (Пльзене) Мансфельд оставил своих людей на квартирах и решил лично посмотреть, как обстоят дела. Побывав в Гейдельберге (Хайдельберге), он поехал в Турин, где встретился с кипучим сверх обыкновения герцогом Савойским. В феврале 1619 года герцог обеспечил женитьбу своего сына и наследника на сестре французского короля. Ошибочно восприняв это как знак того, что правительство Франции в конце концов стало готовиться к нападению на Испанию, герцог предложил свою кандидатуру на трон императора, а также короля Чехии; в таком случае он презентует курфюрсту Пфальцскому Венгрию и Эльзас. Мансфельда больше волновало, как без задержек выплачивать жалованье своей армии, чем раздел Европы, и, чтобы они пришли к соглашению, потребовалась вкрадчивая дипломатия Христиана Анхальтского, прибывшего в марте из Гейдельберга (Хайдельберга). Мансфельда отослали обратно в Чехию с гарантией дальнейшей поддержки, а герцог Савойский через восемь недель дипломатических переговоров удовольствовался договором о союзе, составленном в обычном для Христиана Анхальтского духе. Карл Эммануил, конечно же, получит империю и, может быть, Чехию, если тем временем поддержит курфюрста Пфальцского.

Энтузиазм герцога Савойского, похоже, отчасти заразил и Христиана Анхальтского, ибо он был совершенно неспособен распознать слабость своей позиции. Едва столкнувшись с неуступчивостью унии, он тут же решил обратиться к королю Англии. Когда посол отправился просить помощи у Якова I, монарх ясно дал ему понять и на шотландском диалекте английского, на котором говорил, и на латыни – в трех строчках из Вергилия, – что не желает иметь никаких дел с Чехией.

О praestans animi juvenis, quantum ipse feroci
Virtute exsuperas, tanto me impensius aequum est
Prospicere, atque omnes volventem expendere casus, —

продекламировал Яков I, остроумно перефразировав цитату из «Энеиды»[21].

В то время как Христиан Анхальтский наивно воображал, будто создает международный альянс, эрцгерцог Фердинанд стремился вернуть себе шаткую поддержку собственной династии. Король Испании и правители Нидерландов охотно помогали ему, пока считали, что с Чехией будет легко справиться. Вмешательство Мансфельда все изменило. Весной 1618 года повстанцы не только сохранили в Чехии сильные позиции, но и поколебали верность Моравии, Венгрии, Лаузица (Лужиц) и Австрии. Силезия уже присоединилась к восстанию. В Германии ходили слухи, будто Максимилиан Баварский в конце концов решил участвовать в состязании за императорскую корону, а в Брюсселе разочарованные кузены Фердинанда спорили о том, не разумнее ли вообще пожертвовать им, поскольку поддержка его потребует крупных расходов и, возможно, ни к чему не приведет. Какой толк с точки зрения династии поддерживать человека, чья слабость поставит под угрозу ее престиж и чьи шансы на императорскую корону уменьшаются день ото дня?

Все это время Максимилиан Баварский и Иоганн-Георг Саксонский трудились не покладая рук, стараясь изо всех сил решить чешскую проблему до того, как скончается император Матвей Габсбург. Если выборы императора придутся на время восстания, есть опасность, что кое-кто из сторонников курфюрста Пфальцского попытается заполучить голос Чехии. Иоганн-Георг и Максимилиан упорно призывали мятежников представить свое дело на суд князей. Настойчивыми уговорами Иоганн-Георг в конце концов убедил их послать депутатов на генеральную ассамблею в Эгере (Хебе) в апреле 1619 года. Его труды оказались напрасны, ибо еще до того, как ассамблея состоялась, оборвалась последняя тонкая нить, связывавшая германское единство.

В 9 часов утра 20 марта 1619 года умер император Матвей (он же король Чехии Матиаш II и король Венгрии Матьяш II).

3

В свете этих новых обстоятельств в Чехии взяла верх партия экстремистов. От запланированного съезда в Эгере (Хебе) молча отказались и бросили силы на то, чтобы нарастить армию, наполнить пустую казну и втянуть в восстание провинции Моравию и Лаузиц (Лужицы). Победители отобрали землю у правоверных католиков, многие из которых уже успели бежать. Один аббат в Браунау (Броумове) едва спасся от погибели. Турн смертельно боялся того, что разрыв произойдет внутри самой страны, и оттого действовал еще решительнее. На границах Моравии и Австрии разорялись деревни и фермы, и крестьяне повсюду громко роптали против правительства, которое отнимало у них сбережения, землю и сыновей. Собственные солдаты Турна, набранные принудительно, непрофессиональные и никуда не годные, болели, голодали, не получали жалованья и были готовы взбунтоваться. Горожане, и богатые и бедные, были вынуждены подписываться на займы, а из-за повсеместной чеканки фальшивых монет страдала торговля. Прагу заполонили голодные и взвинченные беженцы.