Скоро новый король узнает, что в казне нет денег на оружие и солдат; а пока же нашлись средства на то, чтобы убрать весь город в синие и серебристые цвета, нарядить почетный караул в костюмы времен Яна Жижки, наполнить фонтаны красным и белым вином и щедро разбрасывать серебряные монеты с надписью «Бог и сословия дали мне корону». Торжественного въезда в город, великолепных коронаций отдельно короля и королевы, истерического веселья горожан, ликующих из-за возвращения двора, оказалось достаточно, чтобы обмануть Фридриха. В своем восторге он дошел до того, что, когда ранним утром 18 декабря его жена разрешилась сыном, ему с трудом не дали перебудить весь город радостным колокольным звоном.
Несчастья Фердинанда шли в ногу с триумфами его соперника. Пока в Праге готовились крестить Руперта, герцога Лаузицского (Лужицкого), как Фридрих назвал новорожденного сына, в канун Рождества в Граце умер старший сын императора.
Предчувствия обманули и Фридриха, недели растянулись на месяцы, а единого выступления протестантских сил так и не состоялось.
Князья унии после долгих размышлений согласились признать суверенитет Фридриха, но больше не предприняли ничего, чтобы ему помочь. Германские города в первом порыве протестантского энтузиазма предложили безвозмездно дать ему денег, но больше об этом никто не заикался. Курфюрст Трирский, на миг выхваченный из тьмы светом истории, заметил: «Пусть они в Чехии воюют, сколько хотят; а мы здесь останемся добрыми соседями», после чего снова вернулся к оптимистическому бездействию. Что касается рейнских князей, то тут его пророчество полностью оправдалось.
В Саксонии же все складывалось иначе. Несмотря на неодобрительное отношение к повстанцам, Иоганн-Георг был уверен, что новым королем они выберут его; он не осознавал силу влияния пфальцской партии в Праге. Если бы корону предложили ему, он бы ее не принял, но он бы воспользовался этой возможностью, чтобы заявить о себе как о защитнике протестантов Чехии и принудить Фердинанда к урегулированию конфликта. Теперь эти надежды испарились, а вместо них перед ним встала потенциальная опасность усиления курфюрста Пфальцского.
На месте Иоганна-Георга лишь самый бескорыстный политик мог бы с такой невозмутимостью отнестись к возвышению в Чехии другого, равного ему курфюрста. В случае успеха Фридрих стал бы самым влиятельным князем Германии, имея два избирательных голоса и контролируя верховья Эльбы и Одера и среднее течение Рейна. Вдобавок сестра Фридриха вышла замуж за члена семейства Гогенцоллернов – династии, усиление которой Иоганн-Георг воспринимал крайне подозрительно[25]
. До выборов в Чехии он представлял себя арбитром империи; после них он стал просто князем, чьи исконные владения оказались опасно зажаты между растущими силами Бранденбурга на севере и нового короля Чехии на юге. Тревогу Иоганна-Георга, переходившую в жгучую ненависть, раздувал его придворный священник, гневливый Хеэ, осуждавший чешские власти за то, что те предали лютеранскую веру ради антихриста-кальвиниста. Он пошел еще дальше и сразу же встал на сторону низложенного Фердинанда. «Господь Бог, – воскликнул он, – поразит в ланиты дерзких врагов вашего императорского величества, сокрушит зубы их, обернет вспять и устыдит».Обескураженный, но еще не исчерпавший своих возможностей, Христиан Анхальтский прибег к очередной приманке в попытке соблазнить курфюрста Саксонии. Он посоветовал Фридриху пригласить всех протестантских правителей Германии на ассамблею в Нюрнберге, надеясь, что ради сохранения мира на нее явятся даже самые недовольные князья. Если бы Христиан Анхальтский нарочно хотел показать всю слабость Фридриха, он не смог бы придумать ничего лучшего. Ни один германский правитель, не считая членов унии, не прислал туда своих делегатов; но, главное, не сдвинулся с места и сам Иоганн-Георг Саксонский. Те же, кто съехался на ассамблею, без особого энтузиазма согласились охранять земли Фридриха на Рейне на время его отсутствия, но категорически не желали принимать каких-либо решений по вопросу Чехии. Агент, посланный Фердинандом для того, чтобы прощупать намерения участников, вернулся в Вену с весьма обнадеживающими новостями.
Нюрнбергская встреча обнажила слабость Фридриха и разобщенность протестантских князей. А четыре месяца спустя, в марте 1620 года, встреча, созванная Фердинандом в Мюльхаузене (Мюлузе), продемонстрировала силу и единство противной стороны. Принимая чешскую корону, Фридрих заявил, что отнимает ее не у императора, а у австрийского эрцгерцога. Его аргумент основывался на том, что Чехия находится за пределами империи: Фридрих не нарушал мира в империи, а всего лишь позволил себе вступить во внешнюю войну, поэтому Фердинанд не мог применить свою императорскую власть против Фридриха.