Их первым важным союзником стал принц Христиан Брауншвейгский, который предложил им помочь набрать и возглавить новую армию на деньги голландцев. Христиан, младший брат герцога Брауншвейг-Вольфенбюттельского, в возрасте 18 лет получил пост «администратора» секуляризованного епископства Хальберштадт; он не имел необходимого опыта для исполнения своих обязанностей, помимо иррациональной неприязни к католикам. «Должен признаться, – написал он однажды своей матери, – что чувствую желание воевать, потому что я таким родился и останусь таким до конца моих дней». Красивый, бойкий и энергичный, Христиан был любимцем у матери, которая с детства избаловала его. Безответственный и самоуверенный, он рано усвоил солдатские манеры и грубые словечки, а от этих несерьезных подростковых уловок перешел к репутации безрассудно жестокого и порочного человека, которая сохранялась за ним более двух столетий. В состоянии возбуждения и легкого опьянения он кричал на старших по возрасту, называл эрцгерцогиню Изабеллу alte Vettel[33]
, а германских князей и английского короля с непристойной краткостью характеризовал одним словом – cojones[34]. Самое известное из его зверств, а именно то, что он будто бы заставил монахинь разграбленного монастыря прислуживать ему и его офицерам в обнаженном виде, было придумано одним кёльнским журналистом. На самом же деле он проявлял заботу о пленных и с учтивостью относился к врагам.Подозрительный в отношении династии Габсбургов и враждебный католической церкви, Христиан окружил свои заурядные политические взгляды романтическим ореолом, объявив себя страстно, но по-рыцарски, влюбленным в прекрасную королеву Чехии. Как-то раз она обронила перчатку, и он напоказ ринулся за нею, а когда Елизавета со смехом попросила ее вернуть, воскликнул: «Мадам, я отдам вам ее в Пфальце». С тех пор он носил перчатку в шляпе с девизом Pour Dieu et pour elle[35]
, который он велел написать и на своих знаменах.Христиан был сделан из того теста, из которого получаются великие вожди, если бы только у него хватило терпения для того, чтобы учиться. Почти без денег и офицеров он сумел к осени 1621 года собрать войско численностью свыше 10 тысяч человек. Одно это достижение, невзирая на плохое вооружение и недостаток дисциплины в его войсках, доказывает по меньшей мере его неукротимую энергию и делает его достойным иного звания, нежели простой разбойник. Современники прозвали его «безумец из Хальберштадта», но в его безумии чувствовалось вдохновение.
В то же время у изгнанников появился и другой союзник в лице Георга Фридриха, маркграфа Баден-Дурлахского. Это был набожный кальвинист и добропорядочный немец, и действовать его заставила испанская угроза на Рейне. Георг Фридрих пользовался любовью народа и, несмотря на свои 60 лет, сохранил бодрость и боевой настрой молодого человека; эти качества позволили ему собрать войско в 11 тысяч человек, в основном из числа своих подданных. Таким образом, к весне 1622 года на стороне Фридриха развевалось три маленьких, но храбрых знамени, бросая вызов императору: Мансфельда в Эльзасе, Христиана Брауншвейгского в Вестфалии и Георга Фридриха в Бадене.
Соединив три этих войска на Рейне, Фридрих получил бы армию численностью около 40 тысяч человек, достаточную при искусном руководстве для того, чтобы справиться с Тилли и испанцами. Пока же они находились далеко друг от друга: Христиан в Вестфалии, две другие – в верхней долине Рейна. Между ними лежало более 160 километров и реки Майн и Неккар, так что Тилли и испанцам хватало времени, чтобы выступить им наперерез, а эрцгерцогине Изабелле, напуганной этим рецидивом протестантской воинственности, – чтобы послать своих агентов для подкупа Мансфельда.
Тем временем сам Фридрих тайно покинул Гаагу и 22 апреля 1622 года присоединился к Мансфельду в Гермерсхайме, в своем родном Пфальце, к радости подданных и полному изумлению полководца. Мансфельд не ожидал увидеть его так скоро и, как обычно, торговался с агентами противника о цене своего ухода. Из-за приезда работодателя наемник решил отложить переговоры, переправившись с большей частью сил на правый берег Рейна, помешал соединению Тилли с испанским генералом Кордобой и с небольшими потерями отбросил его назад 27 апреля у деревушки Мингольсхайм. Тем не менее Тилли оказался лучшим стратегом, и, пока Мансфельд ждал подхода маркграфа Баден-Дурлахского с его силами, Тилли беспрепятственно обошел его и соединился с Кордобой в начале мая.