Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Первым делом необходимо было каленым железом выжечь клеймо Фердинанда на поверженной стране. Арестованные вожди повстанцев предстали перед судом особой комиссии, решение которой не подлежало апелляции, и более сорока человек приговорили к тюремному заключению и казни. Главным среди них был Андреас Шлик, который своей твердостью духа придавал силы товарищам по несчастью в их предсмертные часы. Это было последнее и, пожалуй, самое возвышенное благодеяние, которое он оказал тем, кто так упорно игнорировал его советы. Кто бы ни вышел победителем, великодушие и сдержанность, к которым он призывал, были одинаково невозможны для обеих сторон; жизнь давно потеряла для него свою сладость.

В последнюю неделю мая 1621 года приговоры прибыли в Вену на подпись Фердинанду. Он считал их подписание своим долгом и понимал, что в его интересах проявить жесткость, но, когда дело дошло до осуждения стольких людей на смерть, даже Фердинанда это задело за живое, так что он вскочил из-за стола совета и выбежал вон, вытирая пот со лба. Утром, после беседы с духовником, к нему вернулось спокойствие, и он без лишних проволочек подписал двадцать смертных приговоров и отдал приказ немедленно привести их в исполнение.

Мятежники встретили свой конец в Праге 21 июня 1621 года на большой площади перед ратушей, в то время как семьсот саксонских всадников патрулировали город. Однако, вопреки опасениям Лихтенштейна, не было ни протестов, ни попыток освободить осужденных. В основном они умирали молча, лишь один крикнул: «Скажите вашему императору, что его суд неправеден! Напомните ему о суде Божьем!» – но его слова потонули в грохоте барабанов. Двенадцать голов и правую руку графа Шлика выставили на Карловом мосту мрачным напоминанием о крахе восстания, и там они находились десять лет.

Прага, сжав зубы, уступила, ее богатства растаяли, торговля замерла, люди не знали покоя от страха, вожди перевелись. За пределами Праги и Чехии протестантские публицисты громко негодовали; поминали герцога Альбу и «Кровавый совет», который полвека назад побудил Нидерланды свергнуть тирана. Но у голландцев был защитник за границей, который вернулся по зову народа. Для Чехии не нашлось ни одного избавителя. Ее лучшие люди погибли на Белой горе и на городской площади от меча и топора. За границей у нее оставались только беглый король да изгнанники, а внутри страны – только победители, трусы, равнодушные да вдовы и дети убитых.

2

Фердинанд стремился к абсолютной власти – и в собственных владениях, и во всей империи; будущее династии Габсбургов представлялось ему в этом свете. Король Испании, с другой стороны, видел безопасность и величие своего рода в завоевании Нидерландов и возрожденном процветании испанской монархии. Хотя в итоге оба они в первую очередь желали лучшего для династии, и тот и другой не спешил поступиться своими политическими интересами ради чужих. Весной и летом 1621 года их цели в конце концов вступили в конфликт.

Смерти эрцгерцога Альбрехта и Филиппа III существенно изменили отношения Испании и Нидерландов. Независимость провинций закончилась с кончиной эрцгерцога; на первый взгляд казалось, что испанская корона не воспользуется сложившейся ситуацией, поскольку его вдова Изабелла продолжала править, а господствующей силой в государстве оставался Амброзио Спинола. Но постепенно новые властители Испании начали ограничивать независимость тех, кто по закону теперь был всего лишь их назначенными представителями; и этими новыми властителями стали мальчик-подросток (р. в 1605) король Филипп IV и его фаворит Оливарес.

Новый король Филипп IV был чуть умнее своего отца и значительно менее совестлив; он интересовался музыкой, живописью и искусством, увлекался зрелищами, маскарадами, танцами и драмой, обожал охоту и корриду и уже обещал стать необузданным распутником. Он не обладал воображением в политике и был фанатично религиозен скорее по воспитанию, чем в силу естественной склонности. Власть полностью сосредоточилась в руках Оливареса, человека, чья безудержная энергия и живость ума восполняли вялое равнодушие его господина. С подачи Оливареса почти все министры покойного короля лишились своих постов, и новое правительство оказалось под полным контролем фаворита. Гаспару де Гусману, графу Оливаресу, было за тридцать (р. в 1587); высокого положения рядом с королем он добился в значительной мере благодаря своей яркой личности, поскольку, на первый взгляд, не относился к тому типу людей, с которыми Филипп IV мог бы легко подружиться. Это был дородный, румяный, крепко сбитый мужчина, который умел поддерживать беседу, не любил игр и легкомысленных увеселений. Его снедала жажда власти, и он скорее командовал королем, а не давал ему советы. Его заботило благополучие монархии, но он непререкаемо верил в собственную правоту и на протяжении всей своей жизни направлял судьбу страны, руководствуясь исключительно своими блестящими, но капризными замыслами.