Для унии наступил момент выступить в защиту конституции, в то время когда она могла рассчитывать на поддержку курфюрста Саксонского и даже некоторых католических князей-конституционалистов. Первым плодом встречи стал энергичный протест в адрес Вены. И тогда состоялось испытание на прочность, которое предвидел Фердинанд. В ответ на протест он отказался снять запретительные меры и приказал князьям во имя мира в империи распустить те немногочисленные войска, которые все еще находились под ружьем. В то же время на Рейне пришел в движение контингент из войск Спинолы. Это был блестящий блеф, ибо до конца перемирия с Соединенными провинциями оставалось всего лишь несколько недель, и правительство в Брюсселе приказало Спиноле договориться с унией на любых условиях и незамедлительно возвращаться в Нидерланды. С достойным восхищения хладнокровием он сделал угрожающий жест, который, как он знал, не смог бы довести до конца, и добился успеха. Города унии, не ведая об обязательствах Спинолы, пошли на уступку, не желая быть повержены армиями испанцев из-за каких-то препирательств по поводу конституции. Лишившись своей опоры, князья пали. 1 апреля делегаты унии договорились со Спинолой о роспуске их армии, если он гарантирует их право соблюдать нейтралитет. Майнцское согласие, как был назван их договор, стало последним документом, которое подписала Евангелическая уния, и 14 мая делегаты разошлись, чтобы уже больше никогда не собраться. Признаки надвигающейся опасности оказались сильнее страха перед когда-то грядущим бедствием; без единого удара защитники конституции отвернулись и от своего вождя, и от своих принципов и отдали дело защиты германских свобод на германской земле в руки иноземцев и авантюристов.
Протестантские князья рассчитывали положить конец войне, пожертвовав Фридрихом; католики – помешать иностранному вмешательству, поддержав Фердинанда. И те и другие совсем позабыли об одном: в Европе никого не волновал ни Фридрих, ни Чехия, но слишком многие там опасались Австрийского дома Габсбургов или желали прибрать к рукам долину Рейна. После краха Чехии центр конфликта сместился почти на 400 километров к западу. Прага отошла на второй план, и все внимание было приковано к испанским союзникам императора в Пфальце. Выразив Вене решительный протест, король Дании безошибочно указал на корень проблемы: не разбитые силы Фридриха, сказал он, а испанские войска являются источником волнений в Европе.
Но какое дело было до этого королю Дании? Судя по его действиям, очень большое, поскольку он принял Фридриха в гольштейнском Зегеберге (Бад-Зегеберге), когда тот бежал из Чехии, и призвал власти округа Нижней Саксонии, к которому относился Гольштейн, поддержать его. Когда это ни к чему не привело, он сам вызвался стать посредником между Фридрихом и императором в Вене. А все потому, что король Дании опасался, как бы разгром протестантской оппозиции в Чехии не усилил влияние Габсбургов в верховьях Эльбы и не подвиг их к тому, чтобы расширить свои владения на север до Балтийского моря.
Король Дании был первой, но не самой значительной, фигурой, кто не стал сидеть без дела. Правительства Соединенных провинций, Франции и Англии с тревогой осознали, что под дымовой завесой чешской войны позволили испанцам оккупировать Пфальц. Призрачная угроза, против которой они последние 10 лет строили заговоры и заключали союзы, стала реальной, а они ее проглядели. Слишком поздно английское правительство отправило 30 тысяч фунтов князьям унии; горстка войск, вошедших в Пфальц под командованием Горацио Вера, уже была отрезана в Мангейме и Франкентале, а смешанный немецко-голландский гарнизон пока еще удерживал город Гейдельберг (Хайдельберг). Эти гарнизоны могли стать временным препятствием, но не постоянной преградой для испанской армии. В Вене англичане горько упрекали французского посла в том, что он был автором рокового Ульмского договора. Между тем начиная с восстания католиков годом раньше для испанцев открылись проходы через долину Вальтеллину, так что они могли свободно пополнять войска и денежные средства из Северной Италии.