Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Заняв позицию непримиримого конституционалиста, Иоганн-Георг с достоинством, но без результата выразил протест против возвышения Валленштейна. Герцоги Мекленбурга в изгнании возопили о помощи и отдались на милость шведского короля. Но горше всего оно было для Максимилиана Баварского, который первым подал Фердинанду урок пренебрежения конституцией. Сейчас ему было под шестьдесят, в этом возрасте правитель XVII века начал подумывать об отречении и покое, но, несмотря на все свое честолюбие и династическую алчность, он тем не менее признавал свой долг, и не ради себя самого, а ради свобод германских князей стал собирать свои подорванные силы для нового сопротивления.

Всю зиму и начало весны в Мюльхаузене (Мюлузе) заседали германские курфюрсты. Сначала их собрание выявило только углубляющийся раскол империи. Церковные князья хотели использовать победы Валленштейна для упрочения церкви в Северной Германии, и на них не подействовали предупреждения Максимилиана о том, что Валленштейн превращается в серьезную угрозу; незадолго до съезда герцог ослабил свои позиции, приняв правый берег Рейна и Верхний Пфальц в наследственное владение от Фердинанда. Однако возвышение Валленштейна в марте подтвердило правоту предсказаний Максимилиана и напугало его собратьев-курфюрстов, которые забыли и о его личных амбициях, и о собственной зависти. Перед самым концом съезда они наконец-то обрели единство.

У союза Фердинанда и Валленштейна было одно уязвимое место. Император был рабом общепринятых условностей. Он гордился тем, что никогда не отступался от данного слова и мог найти благовидный предлог для любого своего нарушения конституции. Он легко верил в то, во что хотел верить, и обманывал себя, думая, будто ни разу в жизни не нарушал ни одной своей клятвы, если только его не принуждали к тому обстоятельства. Он чтил формальности империи и весь прошедший год добивался от курфюрстов, чтобы они объявили его старшего сына «римским королем»[52], что было равносильно признанию его наследственных прав на императорский трон. Как видно, Фердинанду и в голову не приходило, что, в полной мере воспользовавшись той силой, которую дает ему в руки Валленштейн, он мог бы вообще отказаться от формальностей. Даже если бы курфюрст Баварский выступил против него[53], молодой Фердинанд все равно стал бы императором, поскольку был бы самым могущественным князем в Германии. Разрушая конституцию одной рукой, Фердинанд другой цеплялся за нее, и сейчас он прежде всего стремился сохранить свою династию на троне в соответствии с традицией.

Через 17 дней после того, как Валленштейн стал герцогом Мекленбургским, курфюрст Майнцский от имени всех своих сотоварищей предъявил Фердинанду обвинительный манифест, где решительно заявлялось, что, пока Валленштейн возглавляет имперские армии, он не может гарантировать избрания принца. Нетрудно было догадаться, кто подсказал это курфюрсту. Максимилиан Баварский преградил победоносное шествие Фердинанда и его полководца: предел, ни шагу дальше.

Глава 6 В тупике. 1628-1630

Дай Бог, все наконец-то закончится; дай Бог, опять наступит мир. Господь наш Небесный, пошли нам мир.

Дневник крестьянина Гартиха Зирка,

1628 год

1

Все зависело от решения императора Фердинанда. Перед ним стоял выбор: либо уступить Максимилиану и католическим князьям и обеспечить передачу сыну трона, не ставшего ни сильнее, ни слабее за десять лет войны, либо безоговорочно отдаться в руки Валленштейна, рискуя навлечь на себя открытую вражду все более широкого круга князей, и, полагаясь на силу оружия, создать ему такую власть, какой еще не имел ни один император на протяжении веков.

Валленштейн выступал за военную автократию императора, но и за империю в Центральной Европе, не связанную с Испанией. Как практичный человек, он возражал против географически неосуществимого альянса и, соглашаясь с виду с испанским планом на Балтике, никогда не намеревался выходить за рамки полезности плана для его собственных амбиций. В сердце испанского конфликта лежали Нидерланды, а Валленштейна интересовала Богемия; подобно тому как долина Рейна служила становым хребтом для империи Габсбургов, долина Эльбы связывала владения Габсбургов с северными морями, будучи центральным нервом государства, которое представлял себе Валленштейн.