Фердинанд не мог позволить себе игнорировать эти жалобы. Он послал Валленштейну просьбу снять осаду со Штральзунда и несколько раз выражал недовольство его методами расквартирования войск, хотя в Вене считалось, что полководец не обращает на его выговоры никакого внимания. Говорили, что Валленштейн повинуется, когда сам того пожелает. Ему все-таки хватило благоразумия понять, что было бы нецелесообразно настраивать против себя всех католических князей Германии, и по этой причине он вывел войска из Швабии и Франконии, где располагались многие католические епископства, и только еще более непреклонно стал вводить их в Саксонию и Бранденбург. В Северной Германии от гольштейнского Кремпе до прусских границ только Мекленбург остался свободен от войск Валленштейна. Мекленбург принадлежал ему, и Валленштейн строго соблюдал императорский патент, по которому все его владения освобождались от военных контрибуций.
4
Тем временем в Вене Фердинанд решал не столь зрелищные политические задачи. Он не хватал звезд с неба, но обладал некоторой способностью бессознательно усваивать идеи умных людей и обращать их себе на пользу. Именно этим он и был занят в то время. Весь прошедший год католические князья, в особенности Максимилиан, упорно убеждали его обратить внимание на то, что у него появилась прекрасная возможность вернуть земли, отнятые у церкви за три четверти века, прошедшие со времен Аугсбургского мира. Сначала идея не вызвала ответного воодушевления у императора, который опасался и беспорядков, которые могли вызвать перемены, и того, что Максимилиан воспользуется ими как поводом для укрепления собственной власти. Он хотел заполучить Оснабрюк для кузена, а его брат, помимо Кёльнского епископства, уже прибрал к рукам Мюнстер, Льеж, Хильдесхайм и Падерборн.
Чем сильнее становился Валленштейн, тем больше менялась позиция Фердинанда. Правильно составленный эдикт о реституции мог бы принести пользу его династии. Во второй половине 1628 года эта идея вышла на первый план во внутренней политике Фердинанда, но теперь уже уперлись католические князья, ведь у Максимилиана было не меньше оснований оспаривать эдикт о реституции, который давал земли и власть Габсбургам, чем прежде – причин защищать тот, который давал преимущество ему. Кроме того, за его долгую жизнь уже не раз заводили разговор о том, чтобы он стал главным заступником церкви вместо Фердинанда – отчасти именно это и было его мотивом при создании Католической лиги, и к этому же его теперь побуждал сам папа римский, – так что когда его соперник внезапно присвоил его же план реституции, в самый подходящий момент для себя и самый невыгодный для Максимилиана, баварский герцог оказался в крайнем замешательстве. Фердинанд перехватил у него инициативу, которую он так старательно готовил.
Было бы несправедливо по отношению к Фердинанду полагать, что его замыслы были настолько продуманы или циничны, какими представляются при анализе сухих фактов. Он был искренне набожен, и если в силу условий его становления не различал потребности церкви и династии, то этот грех присущ любому политическому воспитанию. Какая политическая партия, какой политический вождь за всю историю человечества смогли бы отрицать, что виновны в нем? Фердинанд всегда хотел вернуть церкви отобранные земли, но, когда ему впервые это предложили, момент казался неподходящим, а теперь, в 1628 году, время пришло.
В этом намерении Фердинанда поддержал его духовник, отец Ламормен; он был иезуит, а в тех обстоятельствах иезуиты смотрели на дом Габсбургов как на орудие Божьей десницы в деле восстановления католической церкви. Вопрос навсегда останется нерешенным: действительно ли иезуиты были правы в своих расчетах, а папа ошибался? Фердинанд, Валленштейн и единая католическая церковь наверняка вымели бы Реформацию из Германии; но когда в церкви царил разлад из-за несущественных политических вопросов, кардинал Ришелье, Максимилиан и отец Жозеф по благословению Рима могли разрушить в Париже и Мюнхене все то, что Фердинанд и отец Ламормен пытались сделать в Вене.
Фердинанд составил два плана – общий и частный; первый охватывал всю Германию, а второй затрагивал только Магдебургское епископство. Первый и более масштабный план состоял в том, чтобы обеспечить возвращение церкви всех земель, узурпированных с 1555 года. Поскольку ни один сейм, скорее всего, за это не проголосовал бы, план должен был исполняться на основании императорского эдикта. Таким образом он достигнет сразу двух целей: изгонит протестантов и в решающем испытании докажет силу императорского правительства.