Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

8 августа 1629 года после предварительных переговоров с муниципалитетом протестантская вера была полностью запрещена, а ее служители – высланы из города. Аугсбург пал без единого взмаха меча или выстрела. В изгнание отправились 8 тысяч горожан, среди них был и старый Элиас Холль, который 30 лет прослужил зодчим и каменщиком, а недавно закончил строительство ратуши, величайшей гордости бюргеров. Она возвышается и по сей день, серая и монументальная, как памятник той забытой Германии, которую разрушила Тридцатилетняя война.

Велико было возмущение протестантов, но никто не пошевелил и пальцем, кроме Иоанна-Георгия Саксонского, который отправил свое обычное послание с возвышенным протестом. Причина ясна: у Германии не осталось ни смелости, ни надежды.

5

В пределах империи Фердинанд никогда еще не был сильнее; он обрел такую власть, какой не было ни у кого со времен Карла V, власть, которая со временем и при должном умении могла бы лечь в основу возрожденного, воссоединенного германского государства с ограниченными правами князей и господством габсбургского абсолютизма и католической церкви.

А за пределами империи над ним сгущались грозовые тучи. Буря назревала в Мантуе и Нидерландах, угрожала разразиться на севере, со стороны Швеции, а причиной тому была вражда между Францией и Испанией. Фердинанд дорого заплатил за промахи испанских кузенов; в одиночку он бы достиг нового могущества, но не мог тащить за собой пустой балласт Испании. Ее король Филипп IV, мастер имперской политики в финансовом отношении, в политическом смысле был не просто мертвым грузом, а грузом еще и опасным. Он осложнял прямой курс Фердинанда, что его и погубило: он отвлек военные силы Германии на Италию, он заставил того, кто хотел перестроить империю как католическую федерацию, рассориться с папой, он же втянул его в войну с голландцами, рискуя прочностью его нового творения. И наконец, страх перед испанской агрессией побудил Ришелье устроить перемирие между королями Польши и Швеции, тем самым позволив защитнику протестантства подняться против усиливающейся католической империи и навсегда с нею покончить.

Первой разразилась мантуанская война. Когда Фердинанд по испанской подсказке секвестрировал герцогство, папа тут же испугался дальнейшей интервенции Габсбургов в Италию. Напрасно Фердинанд, поддержанный духовником, отцом Ламорменом, пошел на попятную, стараясь не усугублять кризиса; испанский король как следует пропесочил его за недостаточно решительные действия против французского герцога Мантуи, и Фердинанду пришлось отправить имперские войска в Италию. Возмущенный папа колебался недолго; по совету нунция в Вене он, сильно не утруждаясь, попробовал откупиться от Фердинанда и прислал ему мощи, но, когда после этого мантуанская кампания не прекратилась, папа накинулся на него чуть ли не с руганью. Он не согласился канонизировать и Вацлава в Чехии, и Стефана в Венгрии по просьбе Фердинанда, отказал ему в праве назначать епископов на возвращенные престолы – правда, Фердинанд проигнорировал его отказ, он настаивал, чтобы монашеские земли возвращались орденам, у которых были отняты, а не иезуитам. Легковозбудимый, болтливый, невысокий человечек, Урбан VIII скоро всему Риму дал понять, куда дует ветер. Он заявил, что из-за испанских шпионов в Ватикане ему приходится разговаривать шепотом, а по ночам он не смыкает глаз из-за тревоги за Мантую, так что ему пришлось перебить всех птиц в саду, чтобы те не будили его своим неурочным щебетом.

Мантуанский конфликт, сам по себе незначительный, стал поворотным событием в Тридцатилетней войне, поскольку ускорил окончательный раскол католической церкви, оттолкнул папу от династии Габсбургов и дал католическим державам моральную возможность звать в союзники протестантские страны, чтобы восстановить нарушенное равновесие.

В 1629 году, на двенадцатый год войны, события происходили в основном на бумаге, а не в жизни. История творилась не на полях сражений, а в канцеляриях Европы. Испанская монархия одержала верх над империей и направила дотоле успешную политику Фердинанда в запутанное и опасное русло. Испанские интересы в Мантуе заставили императора выступить против папы; испанские интересы в Нидерландах вынудили его напрасно рисковать своей вновь обретенной имперской мощью в войне с голландцами. Пока Фердинанд добивался успеха в Германии, его испанские кузены терпели неудачи во Фландрии, и теперь они уже не просили, а требовали от него помощи.