Тридцатилетняя женщина

Принимать блага, даваемые обществом, – значит принимать на себя и обязательство поддерживать условия, благодаря которым оно существует. Люди обездоленные, у которых нет куска хлеба, но которые обязаны уважать чужую собственность, достойны не меньшего сострадания, нежели женщины, оскорбленные в своих желаниях и душевной щепетильности. Через несколько дней после сцены, тайны которой были погребены в супружеской спальне, д’Эглемон представил жене лорда Гранвиля. Жюли приняла Артура с холодной вежливостью, что делало честь ее скрытности. Она заглушила порывы своего сердца, взгляд ее был непроницаем, голос тверд, и поэтому ей удалось остаться госпожой своего будущего. Затем, поняв, благодаря врожденному женскому чутью, как сильна внушенная ею любовь, г-жа д’Эглемон обрадовалась надежде на скорое выздоровление и больше не противилась настояниям мужа, который уговаривал ее лечиться у молодого доктора. Однако она решила не доверяться лорду Гранвилю до тех пор, покуда не разгадает его мыслей и поведения и не убедится в том, что по благородству души он будет страдать молча. Власть над ним у нее была полная, она уже злоупотребляла ею – ведь она была женщиной!

Монконтур – старинный замок, стоящий на одной из тех бурых скал, у подножия которых протекает Луара, неподалеку от места, где Жюли останавливалась в 1814 году. Это один из тех небольших уютных, беленьких замков, каких немало в Туре-ни, – с резными башенками, словно сплетенными из фландрских кружев; один из тех маленьких нарядных замков, что отражаются в воде вместе с тутовыми рощицами, виноградниками, откосами горных дорог, длинными ажурными балюстрадами, пещерами в скалах, зелеными завесами из плюща и крутыми склонами. Крыши Монконтура горят под лучами солнца, все сияет. Многое здесь напоминает Испанию, и это придает месту поэтичность; воздух напоен ароматом золотистого дрока и колокольчиков, веет теплый ветерок; повсюду веселые пейзажи, и повсюду сладостные чары покоряют душу, нежат ее, восхищают, умиротворяют и баюкают. Прекрасный и ласковый край этот усыпляет горести и пробуждает любовь. Никому не устоять перед этим безоблачным небом, перед этими сверкающими водами. Здесь умирают честолюбивые помыслы, вы погружаетесь в беспредельное блаженство, подобно тому как солнце каждый вечер погружается в багряные и лазурные просторы.

В тихий августовский вечер 1821 года два путника взбирались по каменистым тропам, что вьются меж скал, на которых стоит замок, и направлялись к вершине холма, разумеется, чтобы полюбоваться живописными видами, открывающимися оттуда. То были Жюли и лорд Гранвиль; но Жюли, казалось, стала совсем иной. У маркизы был яркий, здоровый румянец. Глаза ее, оживленные какою-то могучей силой, сверкали, и их влажный блеск напоминал лучистый взгляд детей, который придает их глазам такую неизъяснимую прелесть. Улыбка не сходила с ее лица; она радовалась жизни, она постигла смысл жизни.

По одному тому, как ступали ее ножки, видно было, что теперь недомогание не связывает ее движений, не мешает ей смотреть, говорить, ходить. Белый шелковый зонтик защищал ее от знойного солнца, и она походила на юную новобрачную под фатой, на непорочную девушку, готовую отдаться волшебству любви. Артур всю дорогу нежно заботился о ней, он вел ее, как ведут ребенка, выбирал путь поудобнее, обходил камни, то указывал на виды, открывавшиеся в просветах меж скал, то подводил к красивому цветку; им все время руководили доброта, чуткость, глубокое понимание того, как надобно поступить, чтобы этой женщине было хорошо, и чувства эти, казалось, были присущи ему так же, а может быть, даже и больше, чем все то, что он делал ради собственного благополучия. Больная и врач шли в ногу, ничуть не удивляясь этому, ибо так повелось с того дня, когда они впервые пошли вдвоем; они подчинялись одной и той же воле, останавливались, поддаваясь одним и тем же ощущениям; взгляды их выражали мысли, возникавшие у них одновременно. Они поднялись по тропинке, проложенной меж виноградников, до самой вершины, и им захотелось отдохнуть на одном из тех больших камней, которые добывают в здешних каменоломнях. Но Жюли все стояла, любуясь ландшафтом.

– Какой чудесный край! – воскликнула она. – Давайте раскинем палатку и будем здесь жить, Виктор! – крикнула она. – Да идите же сюда, идите сюда!

Господин д’Эглемон отозвался снизу охотничьим посвистом, но идти не спешил; однако он то и дело посматривал на жену, когда ему было видно ее на поворотах дорожки. Жюли с упоением вдыхала воздух, запрокидывая голову и бросая на Артура выразительные взгляды, в которые умная женщина умеет вложить свои мысли.

– Ах как бы мне хотелось остаться здесь навсегда! – продолжала она. – Разве можно налюбоваться этой прекрасной долиной? А как хороша река! Вы не знаете, как называется эта прелестная река, милорд?

– Это Сиза.

– Сиза, – повторила она. – А что вот тут, перед нами?

– Шерские холмы, – сказал он.

– А направо? Ах да, это Тур! Взгляните, как хороши издали колокольни собора!