Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1

Удары финансово-экономического кризиса ощущаются теперь всеми. Казалось бы, после с помпой проведенных российских рыночных реформ никто не должен был этого ожидать. Ведь ложным посчитали путь планового ведения экономики, а переход к рынку был объявлен поворотом на магистраль мировой цивилизации, ведущей к храму всеобщего благоденствия и процветания. Ни какого кризиса никто не ожидал. Суждения о нем считались марксистской клеветой на безупречно функционирующую капиталистическую экономику. А как считать теперь?

Разочарование в рынке или в капитализме

С того момента, когда нам обещали молочные реки, прошло не так уж много времени, но достаточно, чтобы капитализм обнажил свое истинное лицо. В Париже 8-9 января 2009 года проходил коллоквиум глав европейских государств на тему «Новый мир – новый капитализм», где без обиняков говорилось уже о присущих капитализму пороках, приведших мир к кризису. Президент Франции Н. Саркози подверг капитализм сверхмарксистской критике за культ наживы и денег, эксплуатацию труда, безудержную спекуляцию. Лейтмотивом коллоквиума стало признание необходимости перестройки современного общества. Будь выдвинутые там требования осуществлены, от капитализма бы мало что осталось.

Не обошел эту тему и новый американский президент Барак Обама. В своей инаугурационной речи он признал, что «нынешний кризис напомнил нам всем, что без внимательного присмотра рынок может выйти из-под контроля и что достаток страны не будет прочным, если она на первый план будет ставить лишь интересы состоятельных».

Если капитализм таков, что на первый план «ставит интересы состоятельных», то как понимать наш запоздалый переход к нему в ходе рыночных реформ? Подобный вопрос не поднимается. В доме повешенного о веревке не принято говорить. Потому находящиеся у власти говорливые реформаторы на этот счет хранят молчание. Однако развитие событий внесло определенную ясность в мотивы того, почему реформы проводились у нас так, а не иначе. Не благо народа интересовало тех, кто их инициировал, а возможность наживы, для которой принятая ими модель рынка открывала фантастические возможности.

Разве не интересен вопрос о том, почему самые лакомые куски российской экономики в одночасье оказались в руках тех, кого потом либо пришлось упрятать в тюрьму, либо по которым плачет тюрьма, либо те, кто спасся от нее бегством из страны? Как случилось, что после выбора Россией столбовой дороги капиталистического процветания страна вначале угодила в дефолт 1998 года, а теперь оказалась в тисках еще более жестокого мирового кризиса?

В утверждение же, что мы просто «напоролись на то, за что боролись», то есть на интеграцию в мировую экономику, следует внести некоторую ясность. Конечно, в глобальном мире не только большая, но и малая страна не может обойтись без включенности в мировую экономику. Вопрос в том, в какой роли она после этого оказывается. Ведь мировая экономика не является ассоциацией равноправных участников. Она имеет еще и структуру, где есть центр и периферия, одни находятся в роли лошадей, а другие – всадников.

Согнувшись в три погибели перед Западом, российское руководство 1990-х годов приняло от него такую модель рынка, по правилам которой нам была отведена роль колониальной периферии развитых стран. Китай ничего подобного не сделал. Он не пошел ни к кому на поклон, а сумел отвоевать для себя роль равноправного конкурента. Думаю, что негативные последствия кризиса он тоже перенесет легче других.

Мы же своими реформами загнали себя в такое неравноправное положение в мире, что из ярма лошади, везущей карету своих господ, нам теперь не вырваться. Что бы мы ни делали, при этой системе всегда будем в проигрыше. Сделавшись энергетическим и сырьевым поставщиком развитых стран, российская экономика обречена на развал, остановить который в рамках принятой модели невозможно. Зато самим реформаторам и всем, стоящим у власти, отведены в ней такие хлебные места, с которых их сдвинуть теперь не просто. Очевидно, обстоятельства пока не позволяют ясно сказать, кто за что боролся, а кто против чего.

Есть могущественные силы, у которых рыльце настолько в пушку, что они насмерть будут стоять, чтобы не допустить даже обсуждения того, как и почему мы оказались в кризисной луже. Но не может же быть, чтобы общество состояло только из них! Остались же в нем не отравленные одной лишь жаждой наживы здоровые силы, для которых будущее страны и народа еще имеет смысл. Кто они и где они?

Отчего кризис?

Об этом нет единства мнений в науке. По представлениям одних, капитализма без кризиса быть не может; по мнению других – кризис преодолим в рамках улучшенного капитализма; а третьи утверждают, что в условиях свободного рынка никакого кризиса вообще не может быть. В спорах на эту тему было пролито много «компьютерных чернил».