Триединство

На крыльце одного из корпусов с ноги на ногу переминались двое мужчин в халатах, когда-то бывших белыми. Неожиданная злость на саму себя за пассивность и покорность, на Древо Жизни за то, что оно привело её в руки каких-то коновалов, заставили Марину развернуться и побежать прочь. Тюремщики не сразу отреагировали на резкую смену поведения пленницы — за время поездки они успели расслабиться, так что небольшая заминка в пару секунд дала возможность отбежать на пару десятков метров.

Правда, догонять её никто не собирался. Пуля справилась лучше любого преследователя. Ногу чуть ниже колена обожгло огнём, Марина вскрикнула и рухнула на землю.

— Идиот! — невысокий упитанный человек в белом халате торопливо присел рядом и стал суетливо прижимать руками рану. — Кровь! Шерман, бинт неси, у неё кровотечение!

Стрелявший солдат смущённо опустил оружие. Остальные, желая загладить вину соратника, прижали Марину к земле, чтобы она не могла сопротивляться.

— Я жалобу подам, — продолжал злиться коротышка, ловко перебинтовывая ногу. — Хорошо, что навылет прошла. Идиот, — повторил он уже чуть спокойней, — они и так долго не живут, а ты главное, что в них есть, на землю слил! Ногу, ногу держите, не видите? Брыкается!

* * *

Обращались с ней аккуратно, но бесцеремонно, как с хрупкой вещью вроде хрустальной вазы. Марина кричала, ругалась и всё ещё пыталась вырваться, но солдаты прочно зафиксировали её на цинковом столе с помощью ремней, на которые был нашит тот же мех, что и на наручники, и засунули в рот тряпку. Затем они ушли. Лишь провинившийся немного задержался — всё бубнил о том, что не хотел стрелять, что это рефлекторно, и упрашивал не подавать рапорт.

Худосочный Шерман смог вытолкать солдата за дверь лишь после того, как коротышка раздражённо пообещал не жаловаться начальству. В конце концов, в комнате остались только двое «коновалов» и их жертва.

В помещении отсутствовали окна. На потолке висела массивная операционная лампа, но она выполняла декоративную функцию, так как не работала. Комнату освещали настольные светильники, было их мало, и в основном возле стола, на котором лежала Марина, так что остальной интерьер терялся в полумраке. Но ведьма, пока её тащили в центр и привязывали, всё же смогла разглядеть очертания каких-то узких шкафов, аппаратуру медицинского назначения и кафельную плитку на полу.

Помимо хирургического стола в центре то ли пыточной, то ли операционной стояли офисные столы в количестве двух штук, на одном из них — компьютер с сильно поцарапанным монитором, второй был завален какими-то документами и папками. И ещё один лабораторный, с раковиной, колбами, ретортами и спиртовками. Вообще, здесь было как-то грязно, особенно в сравнении с кристально чистыми помещениями в приреченской больнице. Пыль, тёмные потёки на полу и столах, паутина, свисающая с лампы, неприятный тухлый запах давали понять, что место предназначено не для лечения.

Однако коротышка и Шерман сначала занялись именно лечением, а точнее, наложением швов. Рану продезинфицировали средством, на этикетке которого был нарисован унитаз, а анастезией и вовсе не озаботились, поэтому Марина провела несколько не слишком приятных минут. И дело было не столько в боли, сколько в злости на саму себя, в непрекращающемся жалобном зове Древа и в ощущении полного бессилия из-за невозможности двинуться. Она кричала так, что чуть не сорвала голосовые связки, но это был крик не страха, а ярости. Конечно, кляп гасил звук, так что мучители спокойно игнорировали ведьму.

Хорошо, что всё закончилось довольно быстро — судя по ловким и уверенным движениям, коротышка шил плоть не в первый раз. Наконец-то «учёные» занялись своими непосредственными обязанностями.

С Марины срезали одежду и бельё, методично собрав в отдельную коробку все крючки, пуговицы и подозрительные нитки. Сняли с косы резинку, с ног кроссовки, причём шнурки вытащили и внимательно осмотрели их на свету. Потом коротышка заглянул в глаза пленницы и сказал:

— Я вытащу кляп. Но если будешь кричать, мы его вернём на место после осмотра ротовой полости. Ты ведь хорошая девочка?

Затолкав бешенство как можно глубже, Марина согласно кивнула.

Ткань успела прилипнуть к слизистой, так что освобождение от тряпки получилось болезненным. Хотя ощущения во рту не шли ни в какое сравнение со жгущей и пульсирующей болью в ноге. Шерман, гаденько улыбаясь, открыл рот, показывая, что нужно сделать, и Марина, секунду помедлив, сделала то же самое.

— Странно, — заявил Шерман, осмотрев зубы. — В первый раз вижу экстрасенса без накопителей маны. Она что, за счёт внутренних резервов колдует? Эй, ты колдуешь за счёт собственной энергии?

Марина слегка пошевелила плечами. Более выраженного движения не получилось.

— Значит, у людей отбираешь, как вампир, — сделал внезапный вывод «учёный». — У-у-у, больше всего ненавижу именно таких, как ты. Простой человек для вас, как блоха. Сволочи.

Услышав в голосе не праведное возмущение, а зависть, ведьма промолчала. Сволочь так сволочь. Откровенничать с врагами она не собиралась.