— Нет. В смысле, ты имеешь право говорить всё, что считаешь нужным. Не нужно выкручиваться и врать, окей?
— Окей. Мы сейчас ведь к маме поедем?
— Теперь да, с тобой вместе.
Улыбаюсь, когда на лице Насти появляется восторженное выражение. Как бы то ни было — она должна быть счастлива, это прежде всего. Остальное — хрень собачья.
Пока едем к Персидской, думаю о том, не стоит ли позвонить тёще и обговорить то, что случилось на дне рождения. Устраивать шпионские игры и запрещать Насте в присутствии бабушек говорить о Кате я точно не стану, теперь это понял со всей ясностью. Поэтому самым верным будет расставить все точки над «ё». А тёща обязательно поймёт, что малая счастлива рядом с Персидской, и что это — главное.
Когда поднимаемся в лифте, дочь припрыгивает от нетерпения. Вопросов о том, надолго ли мы, не задаёт. А я и сам не знаю, чем закончится этот вечер, и это рождает внутри классное чувство.
Когда звоню в дверь, возникает ощущение чего-то неправильного. Это словно инстинкт, почти как тот, который направлен на самосохранение, если возникает физическая опасность. Даже мелкая рядом притихла и крепче вцепилась в мою руку.
Дверь открывают не сразу, а когда вижу по ту сторону порога Вадима, по телу проходит судорога, понуждающая скривиться. Сначала вспышкой молнии мысль о том, что Настя может подумать чёрт-те что. А следом понимание — это я уже думаю всякую хрень. О том, что Персидские снова сошлись, — в первую очередь.
— А! И вы здесь, — расплывается в широкой и насквозь лживой улыбке Вадим. — Извините, в гости не приглашаю. Мы заняты.
— А где мама? — с нотками проскальзывающей в голосе тревоги спрашивает мелкая и даже пытается заглянуть в квартиру.
— Твоей мамы здесь точно нет. А если ты о тёте Кате, то она вышла.
Ведь знает же, сука такая, что именно переживает Настя. Сколько раз говорили с ним об этом, а сейчас бьёт по самому больному. И не меня — ребёнка.
— Пап? — удивлённо-обиженный голос понуждает меня подобраться. Крепче сжимает своей ладошкой мою руку, и я осторожно подталкиваю её к лестнице.
— Насть, спустись вниз на один пролёт и меня подожди. Я сейчас.
Не хочу, чтобы и дальше слышала то, что может слететь с уст Вадима. А когда вижу, как в кухню за его спиной заходит любовница Персидского, охреневаю окончательно. Они все съехались и живут втроём? Почему Катя об этом не сказала? Хотя, нет… Это неверный вопрос. Она считает это нормальным и именно поэтому не сказала ни слова?
— Слушай, Григоренко, давай сразу решим кое-что. Вы можете там шашни с моей женой крутить сколько влезет. Хоть мы до сих пор с ней не разведены, у нас своего рода свободные отношения. — Он ухмыляется, нехорошо так, а я просто киплю. Надо было набрать Персидскую, когда только собрались ехать к ней с Настей. Сделал сюрприз, мля…
— А я разрешения твоего не спрашивал, — пожимаю плечами. — И вообще мы не к тебе, а к Кате.
— Да, и в этом проблема. Встречайтесь в других местах, в мой дом приходить не нужно. Мы гостей не ждём.
— Это дом Кати.
— Да, в том числе. Но мне тут детские писки-визги про мам не нужны. И вообще я уже Персидской сказал, что ей бы больше роль бабушки пошла. Может, Настя увидит в ней бабушку, так вер…
Он не успевает договорить, когда удар в челюсть сбивает Вадима с ног. Даже не успеваю подумать о последствиях — да и неважны они сейчас — когда наваливаюсь сверху и припечатываю Персидского к полу. Кажется, что-то орёт то ли Настя, то ли какая-то женщина. Мне на голову обрушивается удар сзади. Сука… Снова бью, в этот раз невпопад, сбиваю костяшки в кровь, и снова получаю по голове чем-то тупым, на этот раз сильнее.
— Илья, боже… Хватит!
Это Катя, каким-то образом оказавшаяся рядом. Где-то слышатся звуки борьбы, из квартиры напротив выглядывает испуганная старушка. Наверняка уже вызвала наряд полиции, а нам только их и не хватает.
Тяжело переваливаюсь набок, и Вадим срывается с пола и устремляется в квартиру. В башке звенит. Интересно, это любовница Персидского успела меня отоварить несколько раз, прежде, чем здесь оказались Катя и Тамара?
— Папа!
Прижимаю к себе дрожащую дочь, пытаюсь подняться на ноги, но меня ведёт. Приходится опереться на стену.
— Идём, — хрипло говорю всем, кто собрался на лестничной клетке. — Кать, ты в первую очередь.
— Иди, я зайду, шмотки твои соберу и спущусь к вам, — кивает Тамара, и Персидская, поколебавшись немного, начинает спускаться следом за мной.
Теперь нам точно придётся о многом поговорить, и решить, что с этой всей х*йнёй делать дальше. Так что даже хорошо, что всё это случилось.
Наверное.
***
Погружённая в то, что переключило все мои мысли на Вадима и оккупированную им и его любовницей квартиру, я упустила то единственно-важное, о чём вообще мне стоило думать.
И теперь, когда увидела перепуганную до смерти Настю, личико которой пошло красными пятнами, и когда услышала возню на лестничной площадке, у меня оборвалось сердце.