Триггер

Илья обнаруживается сидящим на кухне. Пьёт коньяк и хмуро смотрит прямо перед собой. Сначала инстинктивно отстраняется, когда провожу по голове рукой, чтобы понять, насколько сильно его ударила Майя, вооружившаяся подставкой для зонтов. Но когда произношу короткое «чшшш», отмахивается вяло, но даёт себя осмотреть.

— Может, к врачу? — уточняю, когда прощупываю шишку на затылке.

— Брось. Меня колом не убьёшь.

— Очень смешно.

— Мелкая заснула?

— Да. И креп…

Не успеваю договорить, когда Илья поворачивается ко мне и рывком притягивает к себе. Даже звука не могу выдавить из себя, зато чувствую настолько острое, внезапно нахлынувшее возбуждение, что от него задыхаюсь. И тону в потемневшем взгляде голубых глаз.

Илья сдвигает в сторону всё, что стоит на столе. Усаживает меня на самый край и жадно целует. Снова быстро, глубоко, словно оба должны вырывать с мясом эти мгновения у жизни.

— Б*я, ты не представляешь, как тебя хочу, — шепчет, разрывая поцелуй. И мне так нравится всё, что делает и произносит. Пусть вот так грубо, пусть дыхание перехватывает от страсти и страха, что происходящее слишком призрачно. Сейчас мне нужно быть с ним именно так.

Сдирает с меня одежду, перемежая свои жёсткие ласки не менее жёсткими поцелуями. Я заведена донельзя, вся превратилась в один сплошной оголённый нерв. Пытаюсь совладать с пряжкой ремня на его джинсах, но Илья отталкивает мои руки, и через несколько секунд врывается в меня до упора, ловя губами приглушённый вскрик.

Теперь нет ничего — никаких мыслей, никаких страхов. Только жадная потребность, чтобы это безумие продолжалось как можно дольше.

Откидываюсь назад, опираясь на локти, смотрю на Илью, который двигается быстро, с чётким ритмом. И только от этого можно кончить. Никогда не думала, что мужчина может быть настолько привлекательным в тот момент, когда находится во мне глубоко. Да и не наблюдала никогда за Вадимом во время секса. Но сейчас жадно смотрю на Илью, и когда он встречается со мной взглядом, не выдерживаю — срываюсь куда-то за грань, где есть только безумие удовольствия и ощущение, что я лечу.

Нет, не в пропасть. На этот раз — куда-то за облака, где нет ничего и никого. Ни Вадима, ни проблем. Только я и мои ощущения, от которых сгораю, чтобы возродиться снова.

***

Кажется, в эту ночь смыкаю глаза и проваливаюсь в сон от силы минут на десять. Всё потому что внутри страх — стоит мне проснуться, как пойму, что женщина, лежащая рядом со мной в постели — просто привиделась.

Она доверчиво прижимается ко мне, уставшая, а я просто смотрю на её профиль, едва заметный в полумраке, и почти не дышу.

А ещё меня накрывает полярным желанием, и чем больше времени проходит, тем острее оно становится. Мне нужно к Тане. Уже знаю, что ей скажу… Уже чувствую, что хочу воспользоваться этой возможностью выговориться.

Мёртвые умеют слушать как никто другой.

На часах шесть, когда всё же решаюсь — поднимаюсь из постели и быстро натягиваю на себя джинсы и толстовку. Катя просыпается тотчас. Распахивает глаза и мне приходится быстро заверить её, внутренне костеря себя на всех языках за ложь:

— Я на пробежку.

— Так рано?

— Да. А ты спи. А то мелкая тоже подскочит.

Быстро целую Катю, в прихожей надеваю кроссовки и, надвинув капюшон почти на самые глаза, выхожу в стылое и влажное утро.

Я часто бываю здесь. В этом месте, где даже деревья шумят как-то по-особенному, будто боятся потревожить покой тех, кого уже нет в мире живых. Мыслей много, воспоминаний — ещё больше. И они в башке по кругу, будто я зациклен на прошлом.

Впрочем, так и есть, только сейчас я могу применить к этой зацикленности прошедшее время.

Мы с Таней познакомились, когда обоим не было и двадцати. Сумасшедшая любовь, крышесносный секс. Трахались по сто раз на дню, и даже не думали о предохранении. А когда узнали, что Таня забеременела, для меня само собой разумеющимся стало то, что ребёнок обязательно должен появиться на свет.

А вот Танюха сомневалась. Слишком молода, не замужем, без высшего образования. Тогда я её уговорил, а после, когда жены не стало, нет-нет, да и проскакивала мысль о том, не было бы всё иначе, если бы я не настаивал? Дерьмовые мысли, потому что Настя стала для нас тем человеком, ради которого оба готовы были в лепёшку разбиться, но они появлялись, и я ничего не мог с этим поделать.

Сегодня как всегда просто сажусь на кованую невысокую скамью, смотрю на лицо Тани на тёмном камне и вспоминаю. Это как часть жизни, такая же необходимая, как сон или новый вдох. Без этого уже себя не представляю. С той лишь разницей, что сейчас мне хочется сказать жене то, что распирает изнутри лёгкие.

— Привет.

Это поначалу кажется странным — говорить «привет» той, кто не сможет ответить. И кого не видишь перед собой, а потом понимаешь, что иначе никак. Потребность «общаться» хоть так — она важнее всего остального.