— Мне не кажется. Я
— Тебе виднее.
Она недовольно поджимает губы, отпивает подостывший чай. Понимаю, что сдерживается изо всех сил, но если сейчас выскажется — выставлю из квартиры и даже близко об этом не пожалею.
— Так вы, Екатерина Олеговна, разводитесь с мужем?
— Да. И можно просто Катя.
Персидская улыбается тёще мягко, хотя физически чувствую, что ей не по себе. Но видимо, совсем не видит ничего в вопросе Марии Дмитриевны, что могло бы её покоробить.
— Я не привыкла фамильярничать.
— А я вас об этом и не прошу. Просто предлагаю обращаться ко мне по имени.
Мать Тани снова молчит, смотрит куда-то перед собой, видимо, переваривает весь этот недоразговор. Мне же уже хочется, чтобы она ушла, чтобы вот так всё и окончилось — вроде бы не настолько страшно, как это могло бы быть.
— Хорошо. Я всё поняла, — наконец, произносит тёща, поднимаясь из-за стола. — И наверное, пойду.
Что она там поняла, до чего додумалась и какие выводы сделала — мне не особо интересно. И да, конечно могу понять её отчасти. Но и себя могу понять тоже.
— Бабушка, ты не огорчайся только, — всё же решает вставить своё веское слово Настя, когда провожает Марию Дмитриевну в прихожую и подаёт ей туфли. — Я скоро к тебе приеду. Мама сказала, что бабушки — это очень важно.
— Конечно, важно. И твоя мама была полностью права. Она всегда говорила исключительно умные вещи.
— Я не про ту маму. Я про маму Катю. Она это сказала вчера.
Один-ноль в пользу мелкой. На лице тёщи — удивлённое выражение, с которым она и выходит из квартиры, сухо и сдержанно прощаясь со всеми нами. И когда за ней закрывается дверь, я поворачиваюсь к Кате и Насте.
— Да. Бабушки — это очень важно. Тут не поспоришь.
И начинаю ржать.
Нервы — не иначе.
***
— Ужас ужасный, — выдыхаю я, когда за матерью покойной жены Ильи закрывается дверь, и сам он разражается в приступе смеха. А мне вот совсем не до веселья — даже представить себе не могла, что так остро отреагирую на наличие его тёщи. Вернее, на тот мини-допрос, что она мне учинила.
Только наличие рядом Насти и понимание, что должна действовать исключительно в её интересах, позволило мне остаться на месте и не умчаться прочь из этой квартиры, о чём бы совсем скоро обязательно пожалела.
Но я уже осознала, что переступаю через грань, за которой пойму, что больше не выдержу. Никаких нервов, даже самых железных, на это не хватит.
— Прости, Кать, — выдыхает Илья, отсмеявшись. — Я не знал, что она припрё… приедет. И предупредить не мог. Да и не хотел.
— Ничего. Вроде пережили.
— Ага. Ладно, я в душ, а потом накормите меня?
— Мама кашу сварила, — откликается Настя.
— Отлично. Каша — это круто.
Он уходит, подмигнув мне. Вроде ничего особенного не сказал, а я заметно успокаиваюсь. Да и Мария Дмитриевна — не самое страшное, с чем я сталкивалась за последнее время, хотя, конечно, предпочту лишний раз её не раздражать собой и не раздражаться в ответ. Тем более, что впереди у меня — не самые чудесные события.
Сегодня меня ждёт ещё одно испытание, которого совсем не ожидаю, тем неприятнее оно становится. Только сейчас задумалась о том, что если уж начинает случаться в жизни какая-нибудь ерунда, она уж точно не приходит одна. Это будто цепочка, одно звено которой так или иначе тянет за собой другое.
С адвокатом, которого нашла Тамара, мы встречаемся в кафе неподалёку от нашей студии. Я, кстати, совсем забыла о такой мелочи, как наличие рядом в суде грамотного человека, который разбирается в семейном праве, а вот сестра не только помнила, но и уже нашла подходящую кандидатуру.
— Этот дядька — просто обалдеть. Ну, мне так рассказывал Петров. Помнишь Петрова?
Она отмахивается, когда на моём лице появляется растерянное выражение, и быстро прибавляет, чтобы успеть до того, как к нам присоединится невысокий мужчина с абсолютно не запоминающейся внешностью:
— Говорил, он способен такие лазейки найти, о которых даже судьи не в курсе. Евгений Петрович, как приятно вас снова видеть! — это произносит, поднимаясь со стула и приветствуя адвоката.
А меня вдруг снова охватывает ощущение, что всё это происходит не со мной. Это как возврат в прошлое, которое уже исчезло, оставаясь лишь в воспоминаниях. Такой откат туда, к той несуществующей себе, что вроде бы хватается за призрачность ушедшего времени, но осознаёт, что теперь всё иначе.
Евгений нравится мне с первых секунд, когда всё же прихожу в себя и сбивчиво, под ремарки Томы, рассказываю коротко обо всём, что произошло в моей, некогда семейной, жизни. Даже не знаю, что делала бы без сестры. Она неизменно собрана, помнит малейшие детали, о которых забываю даже я. И один факт того, что Тамара рядом, придаёт мне уверенности и сил.