Триггер

— Мам, а почему он не играет? — хмуро спросила Настя, в который раз подсовывая брату игрушку, до которой ему не было никакого дела. Он только лежал и смотрел на сестру, как будто всё понимал, несмотря на то, что ему было несколько дней от роду.

— Он маленький ещё очень, вырастет и будет играть.

— Ты вчера это говорила. Не вырос ещё?

Катя улыбнулась, садясь возле кроватки на стул и устраивая на коленях Настю. Во всём, что касалось маленького Димы, малышка проявляла несвойственное ей нетерпение. Например, не далее как вчера, очень сокрушалась, что брат пока не может есть спагетти, которые оказались гораздо вкуснее, чем обычно. Или что спит во время мультика, когда у свинки Пэппы происходят такие события, которые никак нельзя пропускать.

— Но он вырастет совсем скоро, вот увидишь. Знаешь, как быстро растут детки?

— Нет. Я вот не очень быстро расту.

— Это тебе так кажется. А мне — что ты уже такая большая стала. Скоро в школу. Потом институт, потом оглянуться не успеем, а уже замуж выйдешь.

В последнее время тема замужества стала для Насти тоже весьма актуальной. Она не переставая расспрашивала и маму и папу — чем последнего весьма нервировала — когда у неё появится жених, как у принцесс, про которых постоянно показывали мультики на детском канале.

— Это нескоро ещё, — она вздохнула так тяжело, что Катя рассмеялась, хотя секундой назад готова была прослезиться. В последнее время она готова была разреветься даже от самой незначительной мелочи.

— Скоро, маленькая моя, скоро. Но пусть время тянется подольше.

Дни летели один за другим. Всё было таким удивительно правильным и приносило Кате такое удовлетворение, что она даже начинала опасаться. А вдруг всё это счастье взаймы? И тут же отгоняла от себя подобные мысли.

От Персидского больше вестей не было. Только через несколько недель после того, как она передала его матери деньги, Катя узнала, что операция помогла только частично. И что Вадим так и останется до конца жизни глубоким инвалидом. Во всём этом ей было безумно жаль его мать. И теперь, когда она сама поняла, что значит быть ею, чувствовала всё настолько остро, что это пугало.

Квартиру, в которой она жила когда-то с мужем, пришлось продать. Стоило только ей вернуться туда через время, когда поняла, что все тяжбы за жилплощадь окончены, почувствовала себя так неуютно, что хотелось оттуда бежать тотчас. Даже просто оставлять у себя эту «нехорошую» квартиру не желалось. И когда Катя продала её и выгодно купила две студии — вздохнула с облегчением.

— Мама, а у нас для тебя сюрприз! — горя глазами, залетела дочь в комнату, и Катя приложила палец к губам, давая понять, чтобы та говорила потише. Дима только-только уснул.

— Он может подождать хотя бы десять минут?

— Может. Только не задерживайся.

Катя кивнула, покачивая сына. От сюрпризов Ильи и дочери она даже не представляла, чего ожидать. Это мог быть как тайно заведённый щенок, против которого она ничего не имела, конечно, но лет через пять. Так и что-то совершенно неожиданное. Сюрприз ведь.

Она положила сына в кроватку и несколько минут просто стояла и смотрела на него. Это был самый настоящий подарок небес. Спокойный, как будто у него совершенно не было поводов плакать, какой-то совершенно космический. Но наверное, так думают о своих детях все матери.

Осторожно притворив за собой дверь, Катя вышла из детской и прошла в гостиную. И тут же замерла от удивления.

Илья сидел на диване в бумажной короне, которую явно изготовила Настя, а сама малышка притопывала от нетерпения, держа в руках что-то, по виду напоминающее пластилиновые кольца.

— Мам, садись с папой рядом. Сейчас я вас буду женить.

Катя вскинула брови, и Илья кивнул, всем своим видом будто бы говоря, что он уже готов ко всему.

— Вам нужно будет произнести клятвы друг другу, — с самым серьёзным видом заявила Настя, и Илья кашлянул.

— Вот так, Григоренко, и в ЗАГС идти не надо, — пошутила Катя.

Они так и не были расписаны, да и её это не сказать, что волновало, хотя, стоило признаться самой себе, что совершенно не отказалась бы выйти замуж за отца своих детей.

— Тише. Сначала мама. Говори.

— Вот это приказной тон.

— У женильщиц всегда так.

— А! Вот оно что. Кхм.

Настя водрузила ей корону, почти такую же, как у Ильи, только более красочную, и повторила:

— Говори клятву.

— М-м-м… Клянусь любить этого мужчину до конца своих дней, которые, как я надеюсь, наступят нескоро. Клянусь готовить ему борщ и котлеты, иногда отпускать на рыбалку. А иногда — не отпускать.

— Что за диверсия?

— Тише, сейчас я клянусь. Так вот, клянусь делать его счастливым, растить его детей, сколько бы у нас их ни было. А ещё позволить завести собаку, но лет через несколько.

Катя поджала губы, чтобы не рассмеяться. А если учесть серьёзность момента, которая отражалась на лице Насти, смех — последнее, чего ожидала дочь в эту минуту.

— А теперь папа. Клянись.

— Клянусь любить эту женщину до конца моих дней. Клянусь нечасто ездить на рыбалку, есть даже брокколи, которые я терпеть не могу, если они приготовлены её руками.

— Эй, ты не говорил, что ты их не любишь!