Триггеры

— О’кей, — ответила она. — Одну секунду. — Она отошла к ближайшему питьевому фонтанчику и склонилась над ним; при этом джинсы туго натянулись на ягодицах. Бросить на него взгляд из такой позы было трудновато, но — да — Оррин оценивающе смотрел на неё. Она позволила себе улыбку, которую он не мог видеть, потом вернулась к нему.

— Ну что, идём?

Питер Муленберг и полдюжины старших стратегов изучали прогнозы погоды для районов нанесения ударов. Дверь открылась, и вошёл адъютант.

— Простите, господин министр.

— Да? — ответил Муленберг.

— Я только что говорил по телефону со старшим агентом Секретной Службы в Лима-Танго, Сьюзан Доусон. Они улучшают контроль над тамошней ситуацией. Да, стало ясно, что кто-то читает воспоминания Джеррисона, но они такие же, как воспоминания любого другого человека. Пока что-нибудь не спровоцирует конкретное воспоминание, вы даже не будете знать, что имеете доступ к чужой памяти. Нужен некий триггер, чтобы её включить.

Муленберг взглянул на дисплейную стену; позывной CVN-74, обозначавший авианосец «Джон К. Стеннис», сдвинулся немного ближе к назначенной позиции.

— Хорошо, — сказал Муленберг, — будем надеяться, что, кто бы он ни был, не будет читать газет и смотреть новостей от сего момента и до часа ноль, потому что я лично не могу видеть всё это и не подумать, что пора бы уже кому-то что-то сделать — а подумав так, он сразу узнает, в чём это «что-то» состоит, верно?

— Да, господин министр, — ответил адъютант. — Полагаю, так.

Кадим Адамс знал, что президент Джеррисон постоянно находится в своей палате в реанимации. Но по натуре он был очень общительным человеком; Кадим довольно часто видел это по телевизору. Ему наверняка одиноко. Лежать в больнице вообще несладко, Кадим знал это по собственному опыту. Но, более того, Джеррисон был политиком; он не сможет устоять перед возможностью устроить фотосессию. Даже пронзённый пулей террориста президент найдёт время повидать ветерана Иракской войны, сделать фото, как он пожимает молодому человеку руку и — да, Кадим был знаком со статистикой — принимая во внимание, как плохо за него голосовали афроамериканцы, появиться в газетах поздравляющим чернокожего солдата будет для него лучшим из вариантов.

И поэтому он пошёл в кабинет доктора Сингха и терпеливо дождался у закрытой двери, пока из неё выйдет тот, кого Сьюзан Доусон сейчас допрашивала. Прежде чем к ней привели кого-то ещё, он вошёл.

Сьюзан выглядела немного обеспокоенной.

— Привет, Кадим.

— Он улыбнулся так тепло, как только смог.

— Привет, Сью.

Она не улыбнулась в ответ.

— Это страшно неловко, что ты помнишь всё, что помню я.

— Прошу прощения, что выделывался сегодня утром. Я не хотел совать нос.

Она кивнула.

— Полагаю, это не страшнее того, что я делаю с разумом профессора Сингха. Я лишь надеюсь, что эти сцепки не навсегда.

— Не знаю, — сказал Кадим. — Это было бы здорово, в каком-то смысле. Я никогда не учился в колледже. Но теперь у меня типа есть образование — всё, что вы помните из своих занятий, я тоже могу вспомнить. Не думаю, что выбрал бы своей специальностью географию, но сейчас я знаю вещи, которых никогда не знал.

— Надо полагать, — сказала Сьюзан. — Так, Кадим, чем я могу тебе помочь?

— Мэм, — сказал он, — я хотел попросить об одолжении.

Она слегка наклонила голову, по-видимому, отметив, что он перестал называть её фамильярным «Сью».

— Я слушаю.

— Президент, он ведь прямо под нами, верно?

На мгновение у неё стал такой вид, будто она собралась это отрицать — рефлекторная реакция на угрозу безопасности — но в этом не было смысла; в выпусках новостей упоминалось, что он на втором этаже. Она кивнула.

— Я бы хотел с ним увидеться. Познакомиться с ним. Ну, вы знаете. Что-то, о чём потом можно будет рассказать внукам.

Кадим не сомневался, что Сьюзан или один из её помощников уже изучили его послужной список в мельчайших деталях. Они знают, что он — образцовый солдат и даже имеет некую степень допуска из-за оружейных систем, с которыми имел дело. Не было совершенно никаких причин считать, что он может представлять собой угрозу.

— Он всё ещё очень слаб. Он в реанимации.

— Я знаю, мэм. И я знаю, что вы его видите каждый день уже много лет. Но для парня вроде меня — у меня никогда не будет другого шанса. А для меня это так много значит.

Агент Доусон не ответила сразу, и поэтому Кадим добавил, улыбнувшись так умильно, как только смог:

— Пожа-алуйста, мэм!

Он подозревал, что она оценивает свою новую реальность: то, что он будет знать, действительно ли она пыталась устроить для его аудиенцию; что она не сможет просто сказать ему, что спрашивала, но кто-то уровнем выше всё запретил. Наконец, она кивнула.

— Я посмотрю, что можно сделать.