Трикстер. Исследование мифов североамериканских индейцев

Это отступление в другую область, от атмосферы, сопутствовавшей комедии и пьесам флиаков, в атмосферу мистерий не случайно, ибо мистерии также могут внезапно превращаться из возвышенного действа в смехотворное представление, чтобы дать затем материал для веселых историй Петрония. Театру флиаков на Ближнем Востоке наследовал театр теней, герой пьес которого по-турецки именовался Карагез, или Черный Глаз. Флобер в своем «Путешествии в Карфаген» (1858) описывает его следующим образом:

«Пенис Карагеза был похож, скорее, на балку; это уже не было непристойным. Существует несколько Карагезов; мне кажется, этот персонаж переживает упадок. Нужно только показать как можно больше фаллоса. На самом большом был колокольчик, который при каждом движении бедер звенел; это вызывало сильный смех».

Только путем чрезвычайного упрощения данный материал мог быть сведен в общеизвестную категорию «культов плодородия». Даже в своем самом грубом виде он требует очень осторожного отношения к различению стилей, смыслов и атмосферы. Я надеюсь, что если подобная точность и осторожность оправданы для изучения культуры классической Греции и Рима, она также станет непременным условием для той области исследований, что теперь открыта для нас благодаря работе Пола Радина.

IV ПРИРОДА ТРИКСТЕРА

Должен признаться, что мне не удалось разыскать ни в мифе виннебаго, ни в каких-либо других архаических источниках или в их драматических представлениях ничего похожего на «внутреннее развитие» героя. Боги и другие первобытные существа не обладают внутренним измерением. Не имеют его и относящиеся к той же сфере герои. Можно проследить те изменения, которые вызваны временем и различными стилями, но удивительней всего сила сопротивления, которая позволяет «ядру» пережить эти изменения. Мои собственные наблюдения подтверждают то определение героя, которое было предложено Эмерсоном: «Герой — это тот, кто обладает неподвижным центром». Для нас это также является истинным. В самом первом эпизоде, когда Трикстер еще не назван и мы слышим лишь о вожде, совокупляющимся с женщиной неподобающим образом в неподходящее время — он, Трикстер, уже присутствует, обнаруживая свою истинную природу духа беспорядка, противника границ (именно этот активный элемент и объединяет столь различные компоненты — «фаллический», «прожорливый», «хитрый», «глупый»).

Архаические социальные иерархии строго упорядочены. Архаическое отнюдь не значит хаотическое. Наоборот: ничто не раскрывает смысл всеохватного социального порядка так отчетливо, как религиозное признание того, что избегает этот порядок — персонажа, выражающего и воплощающего жизнь тела, ничему не подчиняющегося полностью, управляемого похотью и голодом, вечно навлекающего на себя боль и страдания, хитрого и вместе с тем неразумного в своих поступках. Беспорядок — неотъемлемая часть жизни, и Трикстер — воплощенный дух этого беспорядка. Его функцией в архаическом обществе, вернее, функцией мифологических сюжетов, о нем повествующих, является внесение беспорядка в порядок, и таким образом, создание целого, включение в рамки дозволенного опыта недозволенного.

Эта функции сознательно продолжает плутовской роман. Рабле своим великим непристойным романом отстаивает интересы гуманистической традиции перед именем средневековых форм жизни. В Испании плутовской роман оформился в самостоятельный жанр литературы и оставался там единственным средством сопротивления застывшей традиции. Гете написал своего «Рейнеке-Лиса» во времена Французской революции, и этот эпос о похождениях Трикстера — классический пример подобного рода литературы. Герой Томаса Манна Феликс Крулл («Исповедь Феликса Крулла, отпетого мошенника») стоит в этом же ряду, здесь Трикстер — буржуа в условиях современного нам общественного строя. Видимо, великий романист не мог не отдать должного плутовскому жанру.