Трильби

Мадемуазель Эрнестина, очевидно, была слишком влюблена, чтобы разговаривать, она не отрывала взгляда от Теодора, которого впервые увидела во фраке. Надо отдать ему справедливость, он выглядел в нем прекрасно, еще более по-герцогски, чем Зузу, а перспектива стать мадам де Лефарс, счастливой обладательницей столь блестящего супруга, как Додор, могла бы вскружить головку, куда более крепкую, чем у мадемуазель Эрнестины.

Ее нельзя было назвать красивой, но она была цветущей, хорошо сложенной, хорошо воспитанной, простодушной девушкой только что из закрытого пансиона — приветливая, кроткая, и, без сомнения, невинная, как дитя. Чувствовалось, что Додор поступил гораздо разумнее в отношении себя (и своего потомства), чем герцог Зузу. Славный Додор мог не бояться за продолжение рода.

После обеда мужчины и дамы покинули вместе столовую и перешли в нарядную гостиную, выходившую окнами на бульвар. Тут разрешалось курить и музицировать. Мадемуазель Эрнестина старательно сыграла на рояле «Монастырские колокола» (если не ошибаюсь, композитора Лефебюр-Вели), самую буржуазную из музыкальных пьес, мне известных.

Затем Додор мягким высоким тенором очень задушевно и искренне спел под добросовестный аккомпанемент своей будущей супруги несколько до приторности сентиментальных французских песенок (репертуар которых был у него неисчерпаем) к невыразимому восторгу всей своей будущей родни, растроганной до слез, и доставил огромное удовольствие Лэрду, ибо в самых патетических местах подмигивал ему, поднося палец к носу, как Ноэ Клейпол в «Оливере Твисте».

Разговор совершенно естественно и неизбежно перешел на интриговавшее всех новое чудо — Ла Свенгали. Наши друзья не сочли нужным открывать инкогнито «Великой Трильби», понимая, что вскоре это перестанет быть секретом.

И действительно, не прошло и недели, как все газеты были полны только этой сенсацией.

Мадам Свенгали — «Великая Трильби» — была единственной дочерью почтенного преподобного сэра лорда О'Фиррэл. Она бежала из дремучих лесов и пустынных болот Шотландии в Латинский квартал Парижа, чтобы вести легкую и привольную жизнь артистки — жизнь богемы! Она была с головы до ног настоящей Афродитой Анадиоменой.

Белая как снег, она обладала пламенной, как вулкан, душой.

Слепок с ее ноги можно приобрести на улице Сурисьер Сен-Дени у Бручиани (он нажил себе на этом огромное состояние).

Энгр нарисовал ее левую ногу на стене студии, находящейся на площади св. Анатоля, покровителя искусств, а какой-то эксцентричный шотландец милорд (граф Пенкок) купил дом, где был этаж, где помещалась студия, где на стене была нарисована ее нога. Он велел разрушить весь этот дом, дабы поместить кусок стены в раму, застеклить и отправить в свой фамильный замок в Эдинбурге.

(К сожалению, это совершенно не соответствовало действительности. Желание Лэрда не могло осуществиться; стена была из камня. Поэтому Лорд граф Пенкок — так исказила мадам Винар прозвище Сэнди — должен был отказаться от своей покупки.)

На следующее утро наши друзья стали готовиться к отъезду; даже Лэрд пресытился Парижем и жаждал вернуться к работе над своей картиной под названием «Харакири в йокагаме». (Он никогда не бывал в Японии, как и никто другой в те давние времена.)

Они только что позавтракали у себя в отеле и сидели в зимнем саду на террасе, где, как всегда, была масса народу.

Маленький Билли отправился в почтовую контору при гостинице, чтобы послать матери телеграмму. И надо же было, чтобы там; за маленьким столиком в углу, сидел, читая письма, сам Свенгали! Кроме него и двух служащих, в помещении не было ни души.

Свенгали поднял глаза, взгляды их встретились.

Маленький Билли, взволнованный встречей, растерялся и протянул было руку, чтобы поздороваться, но лицо Свенгали выражало такую ненависть, что он опустил ее.

Свенгали вскочил, схватил свои письма, направился к выходу и, проходя мимо Билли, назвал его «проклятой собакой» и демонстративно плюнул ему в лицо.

На мгновенье Маленький Билли оцепенел; затем он ринулся за Свенгали и настиг его у мраморной лестницы. Он бросился на него и сбил с него шляпу. Свенгали выронил письма, круто повернулся и ударил Билли по лицу, раскровянив ему рот. Охваченный бешеной яростью, Маленький Билли сыпал удары направо и налево, но не достигал цели, так как Свенгали был более шести футов ростом.

В одну минуту вокруг них образовалась толпа во главе с величественным старцем в черном камзоле, который стал громко взывать:

— Скорее! Скорее комиссара полиции! — Крик его разнесся по всему двору.

Таффи увидел драку, вскочил из-за стола и с криком; «Браво, малыш!» — пробился сквозь толпу. Задыхающийся, окровавленный, весь в испарине, Билли сказал запинаясь:

— Он плюнул мне в лицо, Таффи, будь он проклят! Я ничего не успел ему сказать, ни слова, клянусь!

Свенгали, не подозревавший о присутствии Таффи, узнал его и побледнел.