Трилистник. Приют

Сбежать хотелось отчаянно, но Хината себе не позволяла. Она трусила всю жизнь, все годы бежала: от долга перед семьёй, от необходимости признаться любимому в чувствах, от самой себя. Больше не должна. Если человеку даётся второй шанс, то лишь по той причине, что ему есть, что сделать — для мира или для себя самого. Хината не верила, что может иметь некое высшее предназначение, она малая сошка для мироздания; следовательно, она здесь, чтобы работать над собой. Поэтому она не побежит, а встретит опасность лицом к лицу. Умрёт — не важно, в этом печальном мире никто не будет оплакивать сироту Хлою Бенсон. Хьюга Хинату за минувшие годы оплакали все, кто хотел.

* * *

Если выкроить время и место для медитации ещё было реально, то для упражнений физических — почти невозможно. Весь день Хината была окружена детьми и воспитательницами, и никто из них не преминул бы сунуть нос в то, что она делает. Посему для занятий оставалась лишь ночь; дети в это время спали беспробудным сном, а воспитательницы — если на дежурстве не была сверхбдительная миссис Стоун — предпочитали и сами поспать или поболтать на кухне патрулированию тёмных коридоров. Выяснив это уже давно, Хината отключалась мгновенно после отбоя и спала четыре часа, после чего благодаря вымуштрованному внутреннему будильнику открывала глаза и тихо выбиралась из комнаты. Иногда она выскальзывала из дома и занималась в саду, но после серии похищений детей в Лондоне миссис Пламм приказала запирать все двери и ставни на ночь, а мистеру Мэтьюзу, сторожу, — делать обход территории хотя бы дважды за ночь. Эти меры и в самом деле могли помочь против разбойника из гражданских, но остановить шиноби не были способны.

Без проблем выбравшись через окно ванной комнаты третьего этажа, Хината забралась по водостоку на крышу и там, глотнув свежий воздух, сдвинула неисправную ставню и проскользнула внутрь чердака. Её встретила привычная тьма, расчерченная редкими серебристыми полосами из ставенных щелей. Отсутствие света не было проблемой для Хьюги, пусть даже и не восстановившей ещё Бьякуган; в клане есть особые тренировки, и Хината проходила их. Она проникала на чердак вот уже почти неделю и постепенно освоилась здесь, выучила все углы и причудливой формы горы из сваленных в кучи предметов. Даже нашла кое-что ценное: несколько траченных молью шерстяных платков, которые точно пригодятся в случае, если всё-таки придётся бежать, старый молоток с треснувшей ручкой и металлическую гребёнку с острыми зубьями. Последнюю вещицу Хината, пусть и чувствовала себя от этого воровкой, всё-таки взяла и теперь всегда держала при себе. Просто так, на случай…

…на случай нападения. Хината резко развернулась и инстинктивно встала в боевую стойку клана. Её прищуренный взгляд был направлен в самый тёмный угол.

— Кто здесь? — отчётливо слышным шёпотом спросила она, хотя и прекрасно знала ответ. Очень старалась, чтобы руки не дрожали.

— Итачи, — раздался спокойный ответ. — Успокойся, Хината, я тебя не трону.

В этом она по сей день сомневалась.

— Что ты здесь делаешь? — Хината попыталась вложить в голос силу и смелость, но не была уверена, что не звучит жалко.

— Тренируюсь, — просто ответил Итачи. По воздуху прошло едва уловимое колебание — шиноби сделал шаг к ней.

— Не приближайся! — теперь в интонации была отчётливо слышна паника. Хината ненавидела себя за это.

— Я тебя не трону, — повторил Итачи всё тем же ровным, странно расслабленным тоном. Он сделал ещё шаг, не собираясь останавливаться. — Это место нужно нам обоим для одного и того же. Между нами нет войны, Хината. Вражда Конохи и Акацуки умерла для нас вместе с прошлыми жизнями. В этом месте мы не обязаны следовать старым заветам и рассматривать друг друга как врагов, — он подошёл совсем близко, стоял в каких-то трёх метрах. Теперь Хината могла отчётливо разглядеть в тусклом свете его спокойное лицо с таким взрослым выражением на детском лице. — Так я вижу ситуацию. Подумай о ней и ты и дай мне ответ.

С этими словами Итачи прошёл мимо Хинаты и неслышно выбрался тем же способом, каким она вошла. Хината осталась одна на чердаке с частым сердцебиением и с метущимися мыслями в голове.

* * *

Утро было светлым и каким-то насквозь приятным — Дейдара даже улыбался себе под нос, одеваясь. Сегодня был первый день, когда он ночевал не в гостевой спальне, а в своей комнате.

Дейдара упросил отдать себе чердак — просторную комнату под самым скатом крыши, пустую и не использованную никак. Здесь, ближе к небу (и крыше, которая в случае чего могла стать путём отступления), он чувствовал себя уютнее всего. Флимонт и Юфимия поначалу не пришли в восторг от идеи — сколько же было оханья на тему, что чердак не место для детей! — но в конце концов Дейдара уболтал их. Да, опять ущемляя гордость матёрого нукенина. Играй до победы, верно, Сасори-но-Данна?