Он любил свою работу. Образы, им созданные, были для него более реальными, нежели сами актеры. Последних он находил скучными и самонадеянными. Каждый раз, когда требовалось изобразить кровь или раны, он внедрял технические новшества, а все потому, что размышлял о причинах повреждений героя, жил этим, представлял все так ярко и подробно, что постоянно заслуживал поощрения от руководства факультета, хотя за четыре с лишним года оно менялось неоднократно.
Гримировать Лили было равносильно занятию с ней любовью. Он отчетливо ощущал, что преображает ее не только внешне, но и внутренне. С его помощью она становилась другим человеком. Неизвестной величиной. Он чувствовал тогда удивительную, буквально трансцендентную близость. Он словно убивал ее, но только для того, чтобы она воскресла во всем своем великолепии, когда выйдет на сцену.
Поначалу он совершенно не волновал Лили, по крайней мере, она ухитрялась держаться равнодушно. Ему уже была известна ее репутация. Несколько человек из круга его друзей и знакомых советовали ему держаться от Лили подальше. Но как водится, после таких предупреждений она стала еще желанней. Страсть разгоралась в нем все сильнее и угрожала поглотить без остатка.
— Ты хочешь меня. Возможно, ты думаешь, что хочешь меня, — сказала ему Лили в один из первых дней знакомства. — Но я знаю, чего ты хочешь.
Она очень удивила его, однако со временем он принял как непреложный факт: как бы странно ни звучало то, что говорит Лили, все это — правда. Она достаточно им заинтересовалась, чтобы провести небольшое расследование. При этом Лили не производила впечатления человека, который станет терять время на несущественную для него ерунду. Так и оказалось. Спустя шесть месяцев после окончания университета они обручились.
К тому времени он оставил ремесло гримера и занимался изготовлением декораций для спектаклей. Ему уже недостаточно было просто преображать лица — от этого веяло смертной скукой. Хотелось воссоздавать реальность в более крупных масштабах, давать волю воображению на больших холстах, нежели человеческие лица. Его работы высоко ценились. В них он передавал не только общий замысел драматурга, но и ухитрялся подчеркивать особенности характеров основных действующих лиц. Он тщательно представлял себе каждого персонажа, находил у него наиболее значимую черточку и вкладывал ее в свои работы.
Еще через год, в июне, они поженились. Это было прекрасно, или, точнее, Лили была прекрасна в блестящем сатиновом платье с невесомыми рукавами из тюля. Однако не обошлось и без ложки дегтя. Во время свадебной гулянки он вышел облегчиться и, вернувшись, увидел Лили со своим кузеном Уиллом, они мило беседовали. Что разозлило его больше всего — Уилл держал его новоиспеченную супругу за обнаженное предплечье. Белый тюль рукава был поднят, словно занавес будуара, открывая то, чего не следовало касаться никому чужому. Это было немыслимо.
Потребовались усилия четырех человек, чтобы оттащить его от кузена, лицо которого к тому моменту превратилось в кровавую кашу. Он медленно покидал поле боя, испытывая дикий восторг при виде противника, который не мог самостоятельно держаться на ногах.
До начала драки оркестр исполнял «We Are Family». Теперь он снова заиграл; на первых нескольких тактах у музыкантов дрожали руки.
Брандт стоял, широко расставив ноги, перед натужно гудящим кондиционером, в который — он готов был биться об заклад — вот уже много лет не заливали фреон. Ну хоть воздух гоняет, пусть и горячий. Как он ни пытался отгородиться от внешнего мира, в комнату сквозь пластины жалюзи все равно проникали холодные неоновые огни. Посреди бетонного внутреннего двора имелся бассейн, по крайней мере, ему так показалось. Когда он только приехал сюда несколько дней — или же недель? — назад, он вроде бы проходил мимо овального сине-черного водоема. Можно спуститься вниз, с разбегу кинуться в бассейн и смыть с себя пот. Но не исключено, что вода окажется такой же противно-теплой, как в кране, и он только еще больше вспотеет от беготни туда-сюда. В любом случае, он знает, что не решится на это. Он спрятался, спрятался в последнем своем убежище и ни за что не покинет его по собственной воле.
Кристофер появился на свет через шесть месяцев после свадьбы. Но это были не преждевременные роды. Нет, он родился точно в срок. Очаровательный мальчуган, в отличие от многих новорожденных не похожий на куклу или гнома. Светлые волосы и розовые, как спелое яблоко, щечки достались ему от матери; крепким же телосложением он был обязан отцу и со временем обещал превратиться в улучшенную и более красивую копию человека, который его породил.
По крайней мере, свою роль в рождении сына он всегда представлял именно так: Лили послужила лишь вместилищем для его семени и ее гены никак не повлияли на физическую или эмоциональную природу Кристофера. Господи, он очень надеялся, что это правда!