Триллион долларов. В погоне за мечтой

– Меня интересуют проценты. Двадцать семь процентов, все верно?

– Верно.

Джон наклонился вперед.

– Ответьте на один вопрос: сколько уже выплатил за это время господин Балабаган? Примерно?

Лабариентос бросил на торговца рыбой неуверенный взгляд, что-то набрал на клавиатуре, придвинул к себе выписку.

– Господин Балабаган неоднократно просил об отсрочке выплаты процентов, а восемь лет назад просил об уменьшении процентной ставки. Мы пошли навстречу, но, как вы понимаете, это замедлило выплату.

Джон почувствовал, как внутри поднимается холодная ярость.

– Говори, сколько он выплатил на данный момент? Два процента? Один? Вообще ничего?

На верхней губе сотрудника банка, несмотря на включенный кондиционер, выступили капельки пота.

– На самом деле, – признал он, – верно последнее.

– Что это значит? – недоверчиво переспросил Балабаган.

– Это значит, что все десять лет вы выплачивали только проценты, а долги ваши не уменьшались ни на песо, – грубо произнес Джон. Он чувствовал в себе неведомую доселе жестокость. Ему очень хотелось избить приземистого мужчину, сидящего по другую сторону стола в красивом синем костюме.

– Что? – взвился торговец рыбой. – Да, но как? Я ведь почти всегда платил, столько…

– Недостаточно, – покачал головой Джон.

– И как это будет дальше? Что будет? Я должен платить всю жизнь?

Лицо Лабариентоса окаменело.

– Нет, – сказал он. – Кредит предоставлен на двадцать пять лет. Когда срок истечет, он должен быть выплачен, в противном случае мы заберем залог.

– Это значит, – перевел Джон, – что если через пятнадцать лет вы не выплатите все, что не выплачено до сих пор, – то есть заем плюс еще не оплаченные проценты сразу, то банк получит ваш дом или то, что вы оставили в залог.

– Но как я могу это сделать?! – в ужасе закричал Балабаган. – Где я должен брать деньги? Мой дом? Мой сын наследует дом и магазин. Зачем банку рыбный магазин?

– Наверное, он будет сдавать его в аренду вашему сыну, – сказал Джон. Постепенно он начал понимать, каковы правила игры. Он наклонился вперед, посмотрел на сотрудника банка, с трудом сдерживая гнев. – Мистер Лабариентос, как вы, как ваш банк дошел до того, чтобы устанавливать настолько высокие проценты на кредиты? Ответьте. Скажите мне, что это обычная практика.

Стук-стук-стук по клавишам компьютера. Он пытался выиграть время, подавить нервозность.

– Это был заем, – медленно произнес Лабариентос, – выданный в фазе высокой процентной ставки, под твердый процент. Гарантии займа были плохими, это означает, что банк рисковал. В подобных случаях обычно поднимаются процентные ставки – в связи с повышенным риском невыплаты.

– Это все? – спросил Джон, думая о рыбаках, о потерянных руках и ногах, о мужчине, который висел в гамаке, о дочери, которая уехала в Гонконг, чтобы продавать тело и посылать семье деньги. – Это все, что играет роль, – риск для банка?

Лабариентос посмотрел на Джона, быстро облизнул губы, сложил перед собой руки на письменном столе.

– Как банк, – нисколько не испугавшись, произнес он, – мы в первую очередь имеем обязательства перед своими вкладчиками. Перед вами, к примеру, мистер Фонтанелли. В нашем банке у вас один из самых крупных счетов, которые мы обслуживаем. Вы доверили нам много миллионов песо. Вы ведь наверняка не хотите, чтобы мы потеряли эти деньги, – и ведь вы наверняка хотите получать за них проценты, не так ли? Вот, чем мы здесь занимаемся. Зарабатываем ваши проценты.

На обратном пути лицо Джона пылало от стыда. Он едва не стал первым человеком, который, краснея от стыда, получил ожоги кожи. Джон полулежал на заднем сидении, закрыв лицо рукой, ему было дурно от ужаса.

Он должен был знать все это время, все это время. Все было настолько очевидно, настолько просто, настолько ясно. Лежало на поверхности.

Вопрос: как размножаются деньги? Ответ: они вообще не размножаются.

Какой же глупостью было думать иначе!

И, тем не менее, с раннего детства вам втолковывают, постоянно повторяют благочестивую мантру, настойчивее, чем «Отче наш», иначе просто нельзя: на сберегательном счету деньги преумножаются. Об этом неустанно твердит реклама, родители, учителя, друзья – все повторяют как заведенные: положи деньги в банк, чтобы их стало больше. Даже Пол, умненький Пол Зигель, закончивший Гарвард с summa cum laude[62], который был умен, как никто другой, постоянно напоминал ему: ты должен заставить свои деньги работать на тебя.

Но деньги не работают. Работают только люди.

Если бы все было иначе, что могло бы помешать человечеству напечатать достаточное количество денег, чтобы сделать миллионером каждого? Ничего. Вот только тогда не осталось бы никого, кто пек бы булочки к завтраку, никого, кто выращивал, собирал и перемалывал бы пшеницу для булочек, ничего подобного.

Деньги не работают. Работать приходится всегда людям.

И деньги не преумножаются. Каждый доллар, каждый крошечный цент кому-то пришлось заработать, чтобы вырос счет. Кто-то, у кого есть долги, и поэтому он вынужден отдавать часть того, что зарабатывает, тому, кому должен.