Долги – это все равно что платить арендную плату за пользование деньгами. Долги и проценты – это огромный утонченный механизм, переводящий деньги от тех, у кого их мало, тем, у кого их много. Эти переводы производятся в гомеопатически малых дозах, которые не делают больно большинству, с математической, расчетной точностью.
Так возникло его состояние. Не считая капитала, с которого все началось, с тех смешных десяти тысяч долларов, каждый из тысячи миллионов долларов был добыт другими людьми. Внутренним взором Джон увидел кровеносную систему, крупные вены которой разветвлялись на мелкие, а те – на еще более мелкие, а те, в свою очередь, на тонюсенькие капилляры, протянувшиеся по всему земному шару, в каждую страну, в каждый город, в каждую деревню, в жизнь каждого человека на земле, но текла по этим жилам не кровь, а деньги: центы и десятые цента – по капиллярам, потом соединялись в четвертаки в крупных венах, в доллары – в еще более крупных, затем в сотни и тысячи миллионов, и наконец сливались в этот ужасный денежный поток, который постоянно, все набирая и набирая силу, наполнял его счета, сорок миллиардов долларов в год, более сотни миллионов долларов каждый божий день.
Он шел по паутине, чтобы найти паука, и смотри-ка: это он сам. Он исследовал пищевую цепочку и выяснил: в конце ее стоял он сам. Он – босс всех боссов. Он – конечный эксплуататор. Он был наследником состояния Фонтанелли и думал, что станет решением всех проблем в мире. На самом же деле он был их причиной.
– Остановите, – прохрипел он.
Автомобиль остановился. Пошатываясь, молодой человек вышел наружу, и его стошнило, как будто он должен был избавиться от всего, что съел за последние два года.
34
Каким-то образом они отнесли его обратно на борт. Каким-то образом он пережил ночь и утро, а потом пожелал снова отправиться на берег, потому что нужно было еще кое-что сделать. Они отвезли его на моторной лодке в Туай, где все еще стоял вездеход, спросили, нужен ли он ему. Нет, покачал он головой, можете снова погрузить его на борт. Они еще что-то говорили о том, что яхта «ПРОРОЧЕСТВО» слишком велика, чтобы причалить здесь, и он только кивнул (внутри все болело): да, она действительно слишком велика, слишком велика для одного человека. И пока они возились с вездеходом, погружая его в моторную лодку, он тяжелым шагом поднялся по улице, представлявшей собой всего лишь утоптанную землю с парочкой камней и ведущей к рыночной площади, которая хотя бы была заасфальтирована, почувствовал себя подавленным при виде слишком большой церкви, застыл с ощущением застрявшего в горле крика, который никак не мог вырваться наружу, и наконец направился к дому рыботорговца.
Джозеф Балабаган сидел на ящике и наблюдал за мальчиком, возившимся с мотором мопеда. Увидев Джона, он вскочил и пошел ему навстречу. Он звонил в больницу, с его женой все в порядке, и сегодня вечером он поедет туда, в крайнем случае, на автобусе, если мопед до тех пор не починят, еще раз поблагодарил Джона за все, что тот для него сделал.
Джон пошел с ним, кивнул мальчику, который весело улыбнулся ему, а пальцы у него были перепачканы моторным маслом. Торговец рыбой послал одну из своих дочерей за стаканами, принес две бутылки колы из ящиков со льдом. Джон сел на предложенный стул, достал чековую книжку и ручку, которая, несмотря на свой внешний вид, стоила больше, чем все, чем владел хозяин дома.
– Сколько у вас долга? – спросил он.
У Балабагана расширились глаза.
– О нет, – выдавил он из себя. – Это… я не могу…
Джон только посмотрел на него, чувствуя себя оглушенным и израненным внутри, произнес:
– Мистер Балабаган, я самый богатый человек в мире. Вы помогли мне, теперь я хочу помочь вам. А вам нужна помощь, потому что своими силами вы этот кредит никогда не выплатите. Итак?
Скупщик рыбы уставился прямо перед собой, на лице отражалась работа мысли, пока наконец одна сторона в нем не победила, возможно, инстинкт самосохранения. Он негромко назвал сумму, и Джон написал, не затрудняя себя переводом в доллары, вдвое больше, вырвал чек и протянул ему.
– Было бы здорово, если бы вы постарались не продавать больше динамит, – сказал он.
– Но… – начал Балабаган.
– Прощайте, – сказал Джон, вставая. – Привет жене. И спасибо за колу.
И с этими словами он ушел. Снова запахло дымом, небо на западе было покрыто серыми полосами, потому что в Индонезии превратились в факел леса, потому что они работали на него и там, его подданные, ничего не знавшие о том, что они должны платить ему дань. Так было во всем мире, повсюду корячились мужчины и женщины, потели, напрягались, выполняли опасную, трудную или скучную работу, и, не зная того, большую часть своего времени они работали на него, вносили вклад в постоянный рост его состояния, делая его все богаче и богаче, а ему для этого не приходилось делать ничего.