– Хочешь, чтобы мы жили где-нибудь в другом месте? – спросил он заплетающимся языком, зная, что ничего уже не спасти, что все рушится. – Мне все равно, можем купить, не знаю, дом в городе или за городом… где захочешь…
– Дело не в этом, Джон. Дело в том, что я хочу разделить с тобой жизнь, но у тебя нет своей жизни. Ты позволяешь человеку, который мертв вот уже пятьсот лет, определять смысл твоего существования. Твой управляющий говорит тебе, где и как ты должен жить. Ты даже позволяешь дизайнеру интерьеров навязывать тебе шоу-спальню, боже мой!
– Все будет по-другому, – сказал он. Собственный голос показался ему слабым и беспомощным. – Все изменится, клянусь тебе.
– Не клянись, Джон, – печально попросила она.
Он поднял голову, огляделся по сторонам. Они остались одни. Музыканты, должно быть, втихомолку вышли, а он и не заметил. Официанты тактично удалились. Столовая была покинутой, пустой, мертвой.
– Что ты теперь будешь делать? – спросил он.
Она не ответила. Он поднял на нее взгляд, посмотрел ей в лицо и все понял.
Маккейн долго смотрел на него, не говоря ни слова, только кивал время от времени и, похоже, всерьез задумался над тем, что сказать и что сделать.
– Мне очень жаль, Джон, – наконец произнес он. – Мне действительно казалось, что она та самая для вас… С моей точки зрения, конечно же. Хотя я не эксперт в отношениях.
Джону казалось, будто он умер. Словно ему вырезали сердце, и на его месте осталась пустота.
– Она настояла на том, чтобы вернуться рейсовым самолетом, – сказал он. – И даже не захотела, чтобы я проводил ее в аэропорт.
– Хм…
– Думаете, это правда? Если женщина говорит, что ей нужно время, чтобы все обдумать… может ли быть, что в конце концов она вернется?
В двери постучали, в комнату заглянула секретарша. Маккейн жестом велел ей удалиться.
– Не знаю, Джон. Но если быть до конца честным, то я думаю… – Он не закончил.
– Что? – спросил Джон с широко раскрытыми глазами.
Маккейн закусил губу, словно уже жалея, что заговорил.
– Конечно, я могу судить только по тому, что вы мне рассказали, Джон.
– Да? И что?
– Мне жаль, что я вынужден говорить вам это, но мне кажется, что она – человек принципов. Принципов, которые для нее важнее, чем вы.
Джон застонал. Нет, сердце все же осталось. По крайней мере, в качестве места, которое может болеть.
– И совершенно очевидно, – Маккейн продолжал растравлять открытую рану, – что она не может принять ответственность, связанную с наследством. Вы, Джон, можете сделать это. Это большая ноша, и иногда она болезненна – но, тем не менее, вы несете ее. Именно это и делает вас наследником. И как бы ни было мне жаль, ваша спутница должна поддерживать вас, или она не может быть вашей спутницей.
Да, пожалуй, это верно. Джон смотрел прямо перед собой, изучая рисунок из темно-синих и черных линий на застеленном ковром полу, который расходился во все стороны, да, словно трещины.
– Вы справитесь, – сказал Маккейн. – Но вы не имеете права вешать нос, Джон.
– Не знаю… – простонал Джон.
– Джон, черт возьми, у вас есть задача. На вас лежит ответственность. Вы наследник, Джон!
– Если бы я им не был, она бы не ушла.
Маккейн издал звук, похожий на сильно сдерживаемое проклятье, сделал несколько шагов по комнате, схватился руками за голову.
– Силы небесные, Джон, это недостойно! Я не могу на это смотреть. Прекратите, черт побери, мучить себя!
Джон вздрогнул, словно от удара плетью.
– Вот там, снаружи, настоящие мучения, – фыркнул Маккейн и ткнул пальцем в экран телевизора. – Их приносят нам с доставкой на дом, по всем каналам, и никто не понимает, что мы заглядываем в будущее, в
– Много дел? – эхом повторил Джон. – Это каких же?
Маккейн протопал через комнату, остановился перед картой мира и хлопнул рукой по Центральной Америке.
– Мехико-сити. На следующей неделе здесь состоится первая подготовительная встреча для конференции по защите окружающей среды, встреча специалистов национальных рабочих групп. Вы должны принять в ней участие.
– Я? – Джон с ужасом посмотрел на карту. С Мехико его связывали только тако в ресторане быстрого питания, когда он уже не мог видеть пиццу. – Но ведь я не специалист, ни в какой области.
– Но вы – Джон Сальваторе Фонтанелли. Вы – основатель премии Геи. Если вам будет что сказать, вас будут внимательно слушать. И вы узнаете многое о положении дел в мире, если будете внимательно слушать.
Джон потер щеки ладонями.
– В Мехико? Я должен лететь в Мехико?
Маккейн скрестил руки на груди.
– По крайней мере, это вас отвлечет.
Маккейн проводил его в аэропорт и по дороге снабдил документами для переговоров в Мехико. Стопка документов была внушительной – папки, переплетенные научные отчеты со всего мира, дискеты, заключения, переводы и рефераты. Девятичасового перелета как раз хватит на то, чтобы все хотя бы пролистать.