Он пил чай маленькими глотками, и с каждым глотком происходящее с ним все меньше напоминало простуду. Скорее было похоже на то, как будто в голове его начали брожение мысли. Казалось, она стала весить тонну. Может быть, вызвать врача? Или принять таблетку?
Он был уже не в состоянии размышлять над этим, принимать какие бы то ни было решения. Без сомнения, сегодня ночью его голова взорвется – ну и пусть. Он выпил чай и лег в постель, где провалился в беспокойный сон со множеством безумных сновидений.
На следующий день он проснулся, чувствуя себя так, словно не спал, а был в обмороке. Ему стало лучше, но ненамного: ощущение было примерно таким же, когда на серьезной ране появляется первая тонкая кожа, которая может в любой момент порваться. Несмотря на это, сидеть дома ему не нравилось, поэтому он попросил отвезти его в офис. Там он обнаружил на своем столе записку от Пола, где тот желал ему скорейшего выздоровления и писал, что улетает в Париж на переговоры и вернется только к вечеру.
Он отменил все встречи, вместо этого стал читать деловые отчеты из «Банко Фонтанелли» и южноамериканской рудничной компании, а также газеты. Маккейн, который за последние недели выступал перед общественностью чаще, чем за два года на должности главы «Фонтанелли энтерпрайзис», постепенно становился идолом инвесторов всего мира. Он открыто высказывался за то, чтобы освободить от налогов «результативную элиту», единственным смыслом которой якобы является поддержание существования тех, кто «не достигает результатов».
– Природа тоже не знает социальных выплат, – провозглашал он под аплодисменты на экономическом симпозиуме и требовал, кроме прочего, жесткого упразднения всех препятствий для торговли, а также радикального дерегулирования рынков.
Джон посмотрел новости о демонстрациях, состоявшихся перед закрытыми дверями центра, где проходила конференция. Пожилой человек в толстых, словно донышко бутылки, очках пояснял репортерше:
– Я тяжело болен, у меня сахарный диабет, я безработный вот уже семь лет. Я вышел на демонстрацию, потому что у меня такое чувство, будто Маккейн и его прихлебатели предпочли бы отправить таких, как я, в газовые камеры.
Меморандум из отдела рыночной аналитики сообщил о том, что создается все больше предпринимательских кооперативов под руководством Маккейна, который уже заседал в одиннадцати наблюдательных советах, среди прочего – во втором по величине после «Фонтанелли энтерпрайзис» производителе энергии. Биржевой курс предприятий, принадлежащих «Моррис-Кэпстоун», если они были ориентированы на биржу, поднимался до высот, казавшихся прежде неслыханными.
Джон принял все это к сведению и подумал о том, что, как бы он ни изворачивался, его не оставляло чувство грядущей опасности, а также чувство того, что он не справился с задачей.
Общий зал лежал в полутьме, в окнах виднелась панорама огней Лондона. Они были единственными посетителями, и если стоящий за барной стойкой мужчина в дальнем конце большого зала ждал, когда они наконец уйдут домой, то не подавал виду, полируя и без того чистые бокалы.
– Раньше можно было просто посидеть в какой-нибудь забегаловке, – сказал Джон.
Пол отпил из своего бокала.
– И, тем не менее, мы этого не делали.
– Но мы
– Не могли. Потому что у тебя, кстати, никогда не было достаточно денег.
– Вечно что-нибудь не так. – Джон заглянул в свой бокал. – Со времен Мехико они настолько тщательно меня оберегают, что мне иногда кажется, что я живу в тюрьме.
– М-да. Ничто не дается даром. Даже безграничное богатство.
От окон исходила приятная прохлада. Вдалеке морозно сверкала Темза. Далеко внизу видны были машины, пешеходы, идущие большей частью парами, возникающие на несколько мгновений в неярком свете фонарей и через несколько шагов снова сливающиеся с ночью.
– А что дальше? – поинтересовался Джон.
Пол поднял брови.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы забываем о пророчестве. Мы похоронили все амбиции относительно того, чтобы повлиять на ход истории. Мы занимаемся
Пол откинулся назад.
– Ничего «а потом». Этим можно заниматься всю жизнь.
– Но какой в этом смысл?
– Ты не предприниматель, это хорошо видно. Дело не в выплатах, а в том, чтобы что-то делать. Такой концерн – это постоянное развитие. Где-то постоянно что-то происходит, изменяются условия, нужно реагировать или успевать предугадать. Такова игра. Да, игра, как бейсбол. В конце концов играешь просто потому, что это доставляет удовольствие.
Джон вгляделся в остатки на дне бокала, наконец опрокинул его в себя и жестом заказал новый.
– Когда ты последний раз был на бейсбольном матче?
– О! – Пол задумался. – Это было давно. Думаю, последний раз мы были вместе на игре «Нью-йоркских янки». Перед тем, как я уехал в Гарвард. – Он покачал головой. – Но, хоть убей меня, я не помню, против кого они играли.