Триллион долларов. В погоне за мечтой

– О чем мы говорим? – произнес Пол Зигель. – Мы говорим о том, что разбираются шкафы и устанавливаются коммуникации. Мы говорим о том, что нечто давно известное нам на примере Олимпийских игр – всемирное состязание, невзирая на происхождение, цвет кожи или религию, – происходит сейчас и в области экономики. Программисты из Индии, врачи из Египта – то, что во всем мире есть способные люди, уже давно перестало быть теорией, мы все это видим. Былые предрассудки меркнут, возникает обоюдное уважение. Разговоры ведутся не потому, что люди вынуждены делать это, а потому, что они этого хотят. Мы говорим о всеобъемлющем глобальном объединении, которое делает мир привлекательнее и вероятнее войны, что уже само по себе оправдывает его. Когда мы говорим о глобализации, то говорим, если уложиться в одну фразу, о процессе, обладающем потенциалом для того, чтобы решить крупнейшие проблемы человечества.

Генеральный секретарь благосклонно кивнул.

– Вы говорите о том, чем я живу, – произнес он.

– Темная сторона глобализации, – произнес Джон Фонтанелли, – заключается в том, что возникли концерны, способные противопоставить друг другу государства, чтобы заставить их пойти на губительные уступки. Я знаю это, потому что сам поступал так достаточно часто. Я давил на правительства, подкупал депутатов, манил инвестициями или угрожал оттоком рабочей силы, чтобы получить то, чего хотел: право разведки или другие лицензии, прибыльную монополию или условия, которые позволили бы мне исключить из игры конкурентов. Иногда я просто разрушал национальную промышленность, чтобы заполучить рынок целиком. С тем результатом, что не оставалось равных шансов, даже приблизительно. Выступать против такого концерна как «Фонтанелли энтерпрайзис» для обычного предприятия равносильно игре против того, кто одновременно обладает пятнадцатью ферзями. – Он поднял руки, извиняясь. – Я не горжусь этим. Я просто говорю, как было. Я действовал под влиянием своего бывшего управляющего, и, тем не менее, я за это в ответе. На всех договорах, письмах и прочей документации стоит моя подпись.

– Никто вас не упрекает, – произнес Аннан.

Джон кивнул.

– Да. Но именно в этом и заключается проблема, правда? Что нет никого, кто мог бы меня упрекнуть. Не осталось законов, которые связывали бы меня по-настоящему. Я могу делать все, что угодно. – Джон наклонился вперед. – У нас есть слово для организаций, которые делают все, чего им хочется, не обращая внимания на законы. Слово, которое пришло в наш язык из итальянского: мафия.

12 июля 1998 года французская национальная сборная выиграла чемпионат мира по футболу благодаря убедительной победе над командой Бразилии, которой прочили первенство. Интересно то, что многие игроки команды были родом из бывших французских колоний за морем или в Северной Африке. После чемпионата мира можно было наблюдать, как правые партии Франции сворачивают свои расистские кампании.

– Это должно быть совершенно очевидно, – продолжал Джон. – Мы вынуждаем повсеместно сокращать заработные платы и социальные выплаты. Зато наши прибыли возрастают десятикратными темпами, не говоря уже о биржевых курсах. То есть совершенно ясно, что те правительства, для которых действительно важно благосостояние граждан, не должны поддерживать такие изменения. Но на самом деле у них нет выбора. Несмотря на то, что многие главы правительств до сих пор пребывают в мире иллюзий относительно того, что хотя бы в главных вопросах они сами могут принимать решения: они не могут, а концерны вроде моего получают на этом прибыль.

Мужчина, возглавляющий ООН, обеспокоенно кивнул.

– Когда я говорю «получают прибыль», то имею в виду, что они зарабатывают деньги. И этой цели приносится в жертву все, подчиняется все. Даже концерн «Фонтанелли энтерпрайзис», как я понял, несмотря на все благородные декларации, там, где это было ненаказуемо, сливал отравленные сточные воды в реки, сбрасывал промышленные отходы на мусорные свалки, отравлял воздух, игнорировал условия по охране труда, пренебрегал обязательствами по охране окружающей среды и обходил предписания здравоохранения. А почему? Потому что, если мы этого не сделаем, это сделают другие. В некоторых случаях я препятствовал этому, с тем результатом, что наши конкуренты смогли предложить более дешевый товар и наш сектор на рынке сокращался, пока нам не приходилось закрывать отдел. – Джон вытянул руку ладонью вверх. – Мы поступаем так не потому, что мы жадные. И мы не просто злые люди. Мы поступаем так, потому что у нас возникает чувство, будто мы должны так делать. Мы дичь, которая гоняется друг за другом. Поскольку все дозволено, мы не можем позволить себе бояться собственных бесчестных поступков.

На какой-то удивительный миг у Джона возникло чувство, что он всегда знал, что однажды будет здесь сидеть. Даже тогда, когда проезжал мимо с пиццами на велосипеде, там, где сейчас стоял лимузин. Как будто вся его жизнь была лишь подготовкой к тому, чтобы произнести слова, которые он говорил теперь.