Триллион долларов. В погоне за мечтой

– Но разве это идеал – предприятие, которое может действовать вне закона? Я не вижу, чем такое предприятие отличается от преступной организации. – Он покачал головой. – Я не думаю, что кто-то действительно хочет этого. Может быть, кто-то хочет стать богатым – но этого можно достичь и там, где есть правила игры. Просто правила должны быть справедливыми и одинаковыми для всех. Это отправная точка. Такие правила игры, такие законы на самом деле не служили бы ограничением, наоборот – они принесли бы облегчение. В принципе, нам их не хватает.

Генеральный секретарь ООН промолчал, только поднял брови.

Джон сцепил пальцы рук.

– В эпоху Дикого Запада люди быстрее уходили в неизведанные земли, чем за ними могла последовать государственная власть. Тогда разбойничьи банды правили большими районами страны, пока закон постепенно не начал набирать силу. И в такой ситуации мы оказались снова. Многонациональные концерны стали могущественнее государств. Это значит, что превышен принцип упорядочивания национального суверенитета. Что необходимо, так это транснациональная власть, которая будет представлять закон и порядок на глобальном уровне.

Кофи Аннан глядел на него с обеспокоенной задумчивостью.

– Вы случайно не думаете при этом об Организации Объединенных Наций? – на всякий случай уточнил он.

– Нет, – ответил Джон Фонтанелли. – Я не думаю при этом об Организации Объединенных Наций.

В эти дни здание номер 40 по улице Уолл-стрит, до сих пор известное как «Фонтанелли тауэр», стало объектом интенсивных строительных мероприятий. Батальоны упаковщиков в униформах вытаскивали мебель, коробки и ящики, сгружая их в автомобили, подъезжавшие бесконечной чередой. В то же время на внешней стороне фасада велись работы. Нижние пять этажей раскрашивали различными стилизованными человеческими фигурками красного, желтого, черного, зеленого и синего цветов. Этажи выше красили совершенно новой, недавно изобретенной краской, содержащей оптические осветлители, подобные тем, что содержатся в моющих средствах, и заставлявшей здание сверкать невиданным, почти неземным белым цветом.

– Что это будет? – поинтересовался репортер у старшего прораба.

– Нижние пять этажей, – пояснил тот, перекрикивая шум грузовиков и компрессоров для распылителей краски, – станут штаб-квартирой…

– Нет, та часть, которая выкрашена белым?

– О, это? – Старший прораб снял шлем, вытер с лица пот, брызги краски и пыль. – Да, это вещь…

– Равно как и все остальные международные организации – ВТО, МВФ, Всемирный банк и так далее, Организация Объединенных Наций была создана правительствами стран в основном для того, чтобы вести диалог в вопросах международного значения. Но сама она не имеет власти. Никогда не было намерения создать мировое правительство. Напротив, люди хотели всеми средствами помешать возникновению всемирного правительства. Поэтому ООН лишили настоящей власти.

Генеральный секретарь нахмурил лоб.

– Что именно вы имеете в виду?

– На этой планете существует лишь одна реальная власть, – сказал Джон Фонтанелли. – Мне понадобилось много времени, чтобы это понять. Хотя это было так очевидно.

Энергичный на вид мужчина с рыжевато-каштановыми волнистыми волосами подождал, пока фотографы приготовятся снимать, а затем размашистым жестом снял белое покрывало с вывески рядом со входом в здание. И так и стоял, в окружении вспышек, указывая рукой на символ, который он открыл.

Напоминая эмблему ООН, он состоял из пяти стилизованных голов неопределенного пола на фоне карты мира, голов тех же самых цветов, которыми обычно рисуют олимпийские кольца: синего, желтого, черного, зеленого и красного, – и расположенных примерно так же.

Под ним была надпись: «We The People Org. – Headquarters»[97].

У него было такое чувство, будто в груди тлеет пожар, поглощающий его, заставляющий говорить то, что нужно было сказать, прежде чем станет поздно, без отсрочки, без колебаний, без размышлений. Словно дальние отблески света на краю сознания, возникали другие, полные сомнений мысли; он уже не позволял говорить Полу, хотя они заранее распределили роли, и генеральному секретарю: возможно, за его вежливым интересом, в конце концов, только и стоит, что вежливость? Потому что даже генеральный секретарь ООН не может позволить себе сердить самого богатого человека в мире? Но уже в следующий миг эти мысли улетучивались, забывались, словно их и не было никогда.

– Я уже не смогу сосчитать случаи, – говорил он, – когда я обманывал, надувал или по крайней мере успокаивал общественность, поводы, по которым я пытался отвлечь внимание общественности от определенных вещей путем манипуляций средствами массовой информации. Не знаю уже, сколько часов в целом я провел, ломая себе голову, как отнесутся люди к тому, что я собираюсь сделать. Я тратил кучу денег, чтобы вызвать определенные эмоции у людей, которых нужно было привлечь или удержать от чего-то, короче говоря, чтобы повлиять на ход их мышления, их чувства, а тем самым и на их решения. А теперь я спрашиваю вас: для чего же?