Триллион долларов. В погоне за мечтой

– Как это могло случиться? – воскликнул Грегорио Вакки, швыряя новый выпуск «Корьерре делла сера» к остальным газетам, лежащим на столе. – И откуда они узнали? Я не могу этого объяснить.

Странно было читать собственное имя в газете. Да еще и на первой странице, крупными черными буквами. Это делало все гораздо реальнее, чем все документы, печати и подтверждения в мире.

– Они все пишут только о деньгах, – заметил Альберто, проглядывая «Репубблика». – О деньгах и сложных процентах. Я бы сказал, что они ничего не знают о завещании.

Джованна накрыла роскошный стол на первом этаже в честь такого знаменательного дня, с нарезанной кубиками дыней, настоящим пармским окороком, шампанским, белой скатертью и хрустальными бокалами, сверкавшими в солнечном свете. Теплый, пахнущий лавандой ветерок колыхал шторы на высоких окнах, а со двора доносились шаги по гравию: это Бенито полировал «роллс-ройс» до блеска мягкой тряпочкой. А затем пришел Алессандро, сильный молодой парень, помогавший на кухне и в подвале и приносивший свежие газеты, и тут все закружилось.

Padrone, похоже, все происходящее развлекало. Слабо улыбаясь, он помешивал капуччино и в своем спокойствии казался эпицентром урагана.

– Ведь было ясно, что это случится. Они просто добрались до этого раньше, чем мы полагали. – Он поднял глаза и бросил на Джона озорной взгляд. – Возможно, через несколько дней вы превзойдете даже леди Ди в том, что касается влияния на прессу.

– Великолепно, – произнес Джон. Ну и веселье начнется.

Эдуардо, державший возле уха мобильный телефон и до настоящего момента стоявший в стороне и разговаривавший по телефону, закрыл его с громким «Ciao!»[8] и подошел ближе.

– Ни единого шанса, – заявил он. – Они осаждают нотариальную контору.

– Нотариальную контору! – всполошился его отец. – Как, ради всего святого, они узнали, где и когда…

– Должно быть, обзвонили все нотариальные конторы. И Нунцио попался на их удочку.

– Porco cane![9] Как ему в голову пришло называть время нашей договоренности неизвестно кому…

– По словам Нунцио, полчаса назад позвонил какой-то мужчина и заявил, что по поручению семьи Вакки хочет узнать, нельзя ли перенести время на полчаса. Они знали наше имя!

– Что? Это же… – Тонкие брови Грегорио взлетели вверх. – Это значит, что в любой момент здесь может появиться целая толпа… О нет. Ворота! Алессандро! Джузеппе! Быстрее, мы должны закрыть ворота на засов! – Он помчался в холл, торопливые хлопки в ладоши эхом отражались от стен дома. – Джузеппе! Бросай все дела, presto![10]

Сьюзен Винтер, конечно, каждый день читала газеты, это входило в ее обязанности. Первую – «Вашингтон пост» – она читала за завтраком за откидным столиком в своей маленькой кухне, вторую – «Нью-Йорк таймс» – в метро по пути на работу, а там уже три-четыре других газеты, в основном международные издания, в зависимости от того, над чем она в тот момент работала.

И от того, в какие лотереи вложила деньги. Последние дни отрезвляли. Все деньги, полученные от незнакомца, ушли. Она проиграла.

Когда в то утро она взяла газету и взгляд ее упал на заголовок и на фото рядом с ним, ее прошиб холодный пот. Так вот что крылось за всем этим!

Она даже не рассердилась из-за того, что не додумалась до этого сама. Ничего подобного ей бы даже в голову не пришло. Триллион долларов! В обведенном серым квадратике было написано число: единица с двенадцатью нулями. Тысяча миллиардов. Она с восхищением прочла пояснение о том, что это состояние неудержимо росло на протяжении столетий благодаря процентам и сложным процентам. Заметка заканчивалась словами: «Для того, чтобы прочесть этот текст, вам понадобилось около минуты. За это время состояние Джона Фонтанелли выросло еще на восемьдесят тысяч долларов».

Она забыла про кофе, забыла про пончик. Она сидела, разложив на столе перед собой газету, смотрела на стену и не видела ее, спрашивая себя, чего хотел от Джона Фонтанелли незнакомец. Что он мог сделать с документами, которые она ему дала.

Сьюзен Винтер чувствовала, что ее только терпят в детективном агентстве «Дэллоуэй», и каждый день готовилась услышать, что от нее нет никакого толку. Она работала, сколько могла, никогда не жаловалась, когда приходилось бесплатно задерживаться сверхурочно. Она не знала, что о ней на самом деле думает шеф, и даже если бы ей кто-то сказал, она бы не поверила. Шеф действительно считал ее нервным, капризным, ненадежным человеком – но ценил ее способность в порыве гениального вдохновения видеть мотивы и намерения людей, за которыми они наблюдали, и предугадывать их поступки. Эта мгновенная, почти провидческая проницательность перевешивала остальные ее недостатки, и он никогда не уволил бы ее, даже если бы пришлось сократить агентство наполовину.