Трилогия о Вратах: Солнце и тень Аурелии (СИ)

— Я имею в виду — что-нибудь, кроме ноги, болит? Ты же после арены…

Ксавьер нехотя качает головой.

— Всё хорошо, господин.

Какое тут, нахрен, может быть хорошо… Подавляю вздох.

Надо же ещё решить, где его поселить… не укладывать же на всю ночь в свою постель… Даже я такого радикального сближения не переживу, а ему, наверное, сейчас вообще не до того, всю ночь не уснёт.

В кабинете тоже нельзя… там же планшеты и прочее оборудование.

Смотрю опять на него. Что же мне делать с тобой?

Остаётся диван в гостиной. Содрогаюсь внутренне — сам туда неделю входить не смогу. Но иначе только если его оставить у меня в спальне, а самому идти на диван. Всё равно вряд ли в чужой спальне в такой ситуации уснёт.

— Я ничего не собираюсь проверять, — решаю уточнить я. Закусываю губу, не зная, сказать ли, что всё-таки хотел бы… потом…

— Вы очень великодушны, — слова Ксавьера наполняют насмешка, презрение и злость, — сам скажу: было пару раз.

У меня щёки начинают краснеть. Надо бы ответить, что мне вовсе не нужно это знать — но вообще-то я хочу, хочу знать о нём всё!

— Здесь, в рабстве? — тихо спрашиваю я.

Кивает головой. Желваки продолжают гулять.

Взгляд падает на татуировку. Удержаться не могу от вопроса. Вижу, как Ксавьер стискивает кулак.

— Не справлялся с обязанностями, — отвечает он так же зло и поднимает на меня пристальный взгляд, — желаете продать?

Сглатываю. Куда я тебя могу продать? Мне бы до тебя хоть рукой дотронуться, и чтобы ты не отшатывался от меня.

— Думаю, с этим вопросом мы разберёмся потом, — веду плечом. Кусаю губы, судорожно соображая, что ещё сказать. — Мне понравилось, как ты на арене выступал.

Мрачно кивает. Выжидающе смотрю на него, надеясь, что сейчас озвучит, что творится у него в голове.

— Гладиаторы пользуются спросом, — говорит он наконец, устав игнорировать мой взгляд, — только вы ошиблись, молодой господин. Я на арене едва ли неделю. Меня продали как расходный материал.

Вздрагиваю.

— Это как?

— Когда раб надоедает — его ещё можно продать. Но если никто не хочет покупать — остаётся продать на арену, чтобы публика могла посмотреть на кровь. Нельзя же чемпионов каждую неделю убивать.

Всё ещё с недоумением смотрю на него.

— Но ты же сказал, что первым упал Халегир.

— Упал, — согласился Ксавьер, — но вообще-то мне нельзя было побеждать.

Очень смутно понимаю всё, что он говорит, но откладываю информацию в сторону с намерением разобраться с утра.

Снова тру виски и сползаю с постели.

— Идём, — приказываю ему.

Ксавьер тоже опускает ноги на пол и следует за мной. Спускаемся на первый этаж. Оглядывает разгромленную гостиную, как и я.

— Убрать? — устало спрашивает он.

Качаю головой.

— Нет, потом, — снова закусываю губу, — я тебе постель на диване пока постелю. Ты поешь чего-нибудь, днём так и не успел.

Сворачиваю в бельевую и выбираю постельное бельё.

Когда возвращаюсь, Ксавьер стоит на коленях перед столом и нехотя заталкивает в рот остатки еды.

Ксавьер

Отсрочку дал… Собирается дрессировать? Отличный способ показать, что он отличается от своих друзей. Только хватит уже с меня.

Как же я ненавижу их всех…

В первый год думал — смогу сбежать. Думал, может из Сети за мной кто-нибудь придёт. Да нихрена. Кому ты сдался такой?

Только из-за этой чёртовой надежды не покончил с собой.

Сейчас, наверное, уже и верить перестал… А смириться, что теперь всегда будет только так — всё равно не могу. Не умеют они ломать рабов. Иногда думаю — лучше бы сломали, хоть бы уже не чувствовать ничего.

Каждому новому хозяину нужно устроить представление для друзей. А как же ещё? Жалеет он… Ну да, жалеет, что мало успел рассмотреть сам. Так кто виноват, что ты такой идиот?

Теперь вот соблаговолил объедками с хозяйского стола накормить. Чувствую, захочет, чтобы на коленях благодарил. Небось за жезлом пошёл. Урод. Чёртов урод. Как же я ненавижу вас всех…

Марк

— Тебе если не нравится — иди на кухню, возьми что-нибудь ещё.

Подхожу к дивану и начинаю стелить постель. Поправляю покрывало, сдёрнутое Изкиной спиной, накрываю простынёй. Чувствую, как лопатки буравит его взгляд, так что каждая мышца невольно напрягается. Не выдерживаю, оглядываюсь на Ксавьера. Всё так же на коленях стоит.

— Я сам могу… господин, — кивает на постель.

— Не надо, я меньше устал.

Меня всё ещё совесть мучает за то, что произошло. Подумав, присаживаюсь на пол напротив него — только не на колени, а по-турецки. Ловлю его опущенную вниз ладонь и сжимаю в своей.

— Прости ещё раз. И не надо ждать подвоха от меня. Я просто… — не знаю, говорить или нет. Всё-таки слабость показывать нельзя… но нужно как-то разрушить стоящий между нами барьер. Может быть, он ещё станет моим союзником. Уж точно скорее мне захочет помочь он, чем Закари или Парисс. Ещё бы точно знать, что его не подослали для того, чтобы за мной следить…