Трилогия о Вратах: Солнце и тень Аурелии (СИ)

«Я просто не имею понятия, как себя вести», — фраза так и замирает на языке, когда до меня вдруг доходит, что у него на теле может быть жучок. Если не было сразу — на случай, если я всё-таки буду сканировать его целиком и проверять — то всё это представление с «пощупать-потрогать» — отличный способ его закрепить.

Прослушка и съёмка тоже? Всё-таки нет, камеру на голом теле не спрячешь. Потому, осмелев, сжимаю его руку сильней, но та остаётся расслабленной и неподвижной — вырвать не пытается, наверное, считает, что нельзя.

— Ладно, — вздыхаю в который раз, — заканчивай сам, я закуски уберу.

Меняемся местами, и к тому времени, когда я заканчиваю относить на кухню остатки вечернего разгрома, Ксавьер уже стоит на коленях у застеленной постели.

Не буду я его разубеждать.

— Укладывайся, — говорю настолько мягко, насколько могу. Поднимается и снимает с бёдер полотенце. Замирает на мгновение, но отвернуться не просит. Едва соображаю отвернуться сам. Уверен, опять оба красные стоим. И ещё подозреваю, что у Изки таких проблем нет.

Краем глаза вижу, как он забирается под одеяло. Уже собираюсь уходить. Не удерживаюсь, делаю шаг к дивану и быстро провожу кончиками пальцев по его ещё влажным волосам.

— С этого момента будешь подчиняться только мне. Я обещаю, что никогда не отдам тебе приказ слушаться других.

Эти слова, наверное, ничего не значат для него. Но мне всё-таки хочется их сказать. Хочется знать, что я обещал это самому себе. Ты будешь только моим.

Поднимаюсь к себе в спальню. Колеблюсь — перестилать ли постель. Боюсь, что с его запахом на своём одеяле тоже не усну.

Долго ворочаюсь с боку на бок, вспоминая его губы на своих ногах. Я бы повторял это мгновение ещё и ещё… Если бы только не его полный обиды и ненависти взгляд.

Какое удовольствие доставляет Изе, когда кто-то смотрит на неё так?

Переворачиваюсь на другой бок. Подозреваю, что так и не усну до утра. Вообще не надо было их пускать.

Ксавьер

Впервые за несколько лет сплю под одеялом. Жарко и непривычно, хотя и не отказался бы от этой мгновенной возможности почувствовать себя человеком ни за что.

Отступают в сторону даже воспоминания о том, что я делал в этой комнате несколько часов назад. Просто хочется спать. Представить, что я далеко-далеко, хотя бы на несколько часов. Что этот проклятый аурелианец не поднимет меня на ноги своим жезлом в любой момент…

Кажется, что за сегодняшний день я прожил целый год. Бой на арене уже представляется вчерашним сном — а ведь плечи и живот ещё болят.

Наконец, несмотря на боль, погружаюсь в глубокий сон.

========== Глава 7 ==========

Ксавьер

Руки в тисках наручников, цепи тянутся к потолку. В моей части комнаты царит полумрак, хотя на другой половине светло. Ребята в шёлковых рубашках и девчонки в коктейльных платьях. Все красивые как на подбор. Смеются, танцуют, потягивают вино. Иногда поглядывают на меня, и тогда по телу пробегает дрожь.

Каждый взгляд — как обещание, что вот-вот они вспомнят обо мне. Вот-вот кто-то скажет:

— А теперь десерт!

Нет, Закари ничего не говорит. Подходит молча, поигрывая кнутом. Улыбка на губах и весёлый огонёк в глазах.

Без всякого предупреждения с коротким замахом наносит удар — попадает наискось по животу.

Хриплю, мышцы непроизвольно напрягаются, но не могут сдержать удар.

— Тренируйся, раб!

Улыбка Закари становится шире. Он прохаживается кругом меня и наносит ещё один удар, потом почти без паузы ещё один.

Девушка — имени не знаю, да и лица не узнаю. Глаза чёрные, а платье синее, и бокал красного вина в тонких пальцах, унизанных кольцами.

— Отдай мне его поиграть.

— Зачем тебе? — даже сквозь туман боли вижу огонёк ревности в глазах Закари, и, силясь её унять, он наносит ещё один удар.

— Ну, хочу, — просто тянет та и касается губами бокала с вином, — пусть встанет на колени. Почему смеет при мне оставаться на ногах?

Потому что руки привязаны к потолку!

— Понял, что леди недовольна, раб?

Кнут снова врезается в тело пониже спины.

— Да… — хриплю. Проще соглашаться, чем ждать, пока накажут, а потом умолять. Всё равно придётся умолять — они умеют наказывать так, что боль давно уже невозможно терпеть, а смерти всё равно нет. У них множество средств не подпустить смерть — даже к рабу. Игрушку всегда можно починить.

— Извинись! — приказывает Закари.

Кнут вспарывает кожу на спине. Снова хриплю. Стискиваю зубы, но после третьего удара сдаюсь.

— На колени! — приказывает незнакомка.

Да как я на них спущусь!

Закари наконец проявляет милость. Ослабляет цепи, и я, не колеблясь, падаю на колени.

— Простите, госпожа.

— Лижи, — протягивает мне красивую ножку в открытой босоножке на каблуке. Только от того, что она красивая — ничуть не легче. Это всё равно чёртова чужая нога, которую мне предлагают целовать.

Я, может, и согласился бы, только цепь всё равно слишком коротка, её не хватает, чтобы я дотянулся губами до её ног.

— Не слушается? — интересуется Закари. — А мы сейчас научим его служить господам.

В спину врезается новый удар.