Тримонциум

«Это был слабенький мальчик, — писал его биограф, — с нежным, бессильным сложением, с плоской, вдавленной грудью».

Другой биограф (Куно Фишер) говорил о Канте: «Человек со слабым здоровьем, причинявшим ему всякого рода беспокойства и затруднения при умственной работе».

И, наконец, сам Кант писал: «У меня имелась наклонность к ипохондрии, граничащая с пресыщением жизнью».

Бессильный, даже болезненный от природы, он между тем достиг глубокой старости. К 40 годам здоровье его укрепляется все больше и больше, и до последних двух лет его жизни он не знает никаких болезней.

«Его хорошее телесное состояние (сообщает биограф) было следствием осторожности. Он никогда не болел (кроме молодых лет) и никогда не нуждался в медицинской помощи».

Продолжительную свою жизнь он считал делом своих рук.

Вся его жизнь была размерена, высчитана и уподоблена точнейшему хронометру. Ровно в десять часов он ложился в постель, ровно в пять он вставал. И в продолжение 30 лет он ни разу не встал не вовремя. Ровно в семь часов он выходил на прогулку. Жители Кёнигсберга проверяли по нем свои часы.

Все в его жизни было размерено, заранее решено, и все было продумано до самой маленькой подробности, до ежедневной росписи кушаньям и цвета каждой отдельной одежды.

Всю свою жизнь Кант подчинил строжайшей системе гигиенических правил, выработанной им самим и основанной на продолжительном и чрезвычайно тщательном наблюдении над своим телом и настроением.

Он в совершенстве изучил свое телесное устройство, свою машину, свой организм, и он наблюдал за ним, как химик наблюдает за каким-нибудь химическим соединением, добавляя туда то один, то другой элемент.

И это искусство сохранять жизнь, оберегать и продолжать ее основано на чистом разуме.

Силой разума и воли он прекращал целый ряд болезненных явлений, которые подчас у него начинались.

Ему удавалось даже, как утверждали биографы, приостановить в себе простуду и насморк.

Его здоровье было, так сказать, собственным, хорошо продуманным творчеством.

Психическую силу воли он считал верховным правителем тела.

Гёте (1749–1831) так же, как и Кант, стремился к точности и порядку. Так же, как и Кант, он не имел в молодости здоровья. И это здоровье он создал собственной волей и тщательным изучением своего тела.

В 19 лет у него было кровотечение из легких. В 21 год он был, казалось бы, конченный неврастеник с крайне расшатанным здоровьем и нервной системой.

Он не мог переносить даже малейшего шума. Каждый шум приводил его в бешенство и исступление. Сильные головокружения и обмороки мешали ему заниматься умтвенным трудом.

Изучив себя, Гете шаг за шагом вернул и сделал себе блестящее здоровье, которое не покидало его почти до конца его продолжительной жизни.

Он боролся со своим нездоровьем, со своей неврастенией и психической слабостью чрезвычайно настойчиво и обдумано.

Признавая, что хотя бы отвращение к шуму есть не только физическое, но и психологическое состояние, он стал преодолевать это отвращение несколько, казалось бы, странным, но, несомненно, верным путем. Он приходил в казармы, гда бьют в барабан, и подолгу заставлял себя слушать этот шум. Иной раз он, будучи штатским человеком, шагал вместе с воинскими частами, заставляя себя маршировать под барабанный бой.

Чтобы побороть свою привычку к частым головокружениям, он нередко заставлял себя подниматься на соборную колокольню. Он стал посещать больницы, следил за операциями и этим необычным способом укрепил свои нервы и свою психику и до конца дней остался крепким, мужественным и исключительно работоспособным человеком.

Эти в сущности небольшие сведения о его борьбе за здоровье показывают все же и заставляют предполагать, что в дальнейшем была громадная борьба за здоровье и за свою жизнь, при тщательном изучении самого себя. Эта борьба закончилась полнейшей победой. Гёте прожил до глубокой старости и не потерял творческих способностей.

Этот великий человек был одним из немногих, который, прожив 82 года, не имел даже дряхлости.

Да, правда, Гёте пошел на некоторый компромисс. Он не пошел на борьбу и сделался блестящим придворным министром, выкинув всю двойственность, которая, несомненно, расшатывала его здоровье и его личность в молодые годы. Он сделался консерватором и «своим человеком» при герцогском дворе, чего например, не мог сделать Пушкин.

Между прочим, смерть, по мнению Гёте, зависит от воли человека.

Гёте, будучи 68-летним стариком, писал в письме по поводу смерти своего знакомого:

«Вот умер 3., едва дожив до 75 лет. Что за несчастные создания люди — у них нет смелости прожить дольше».

Секретарь Гёте Эккерман, оставивший после себя записки, приводит такой разговор с Гёте:

«— Вы говорите о смерти, как будто она зависит от нашего произвола?

— Да, — отвечал Гёте, я часто позволяю себе так думать».

Стало быть, как и Кант, Гёте признавал за психикой верховное управление.

«Просто невероятно, — писал Гёте, какое влияние может оказать дух (то есть мозги, психика) на поддержание тела… Главное, надо научиться властвовать над самим собой».