Тринадцать

— Что там у нас дальше по стихам? — не вставая со своего места, осведомился у него Изместьев.

— Странно это все как-то, — неуверенно прошептал Игорь.

— Что именно, — спокойно спросил главный.

— Карты. Их осталось всего одиннадцать.

— Вы ничего не путаете? — Изместьев встал из-за стола и подошел к нему. Вдвоем они разложили все карты. Их действительно оставалось лишь одиннадцать. Изместьев растерянно хмыкнул:

— Он что, хочет нам сказать, что Максима уже нет в живых?

Присутствующие от этих слов впали в оцепенение.

— Да ладно, — продолжал вожак с недоверием. — Никто из нас не поверит, что такому сильному, молодому и уверенному в себе мужчине грозит какая-то опасность. А ну-ка, прочитайте, что там в этих стишках идет далее. Может быть, этот маньяк задумал, пока наш друг не вернулся с полицией, укокошить кого-то, и уже взял для этого себе карту?

Осталось их двенадцать,

Пошли они купаться.

Вдруг одного унес дельфин,

И стало их меньше еще на один.

Одиннадцать их было.

Один среди них Чикатило.

С другою пошалил он малость,

И десять их осталось.

Когда Игорь дочитал, Олег Викторович поднял ладонь вверх, давая понять, что дальше продолжать не надо.

— С другою пошалил он малость, — задумчиво повторил он.

— Плохи дела, — неутешительно констатировал Стеклов, посмотрев на двух оставшихся дам.

Обе были бледны, как смерть.

— Я наверное пойду к себе, — просяще глянула на Изместьева Андриевская. — Что-то мне опять становится плохо.

Идите, — махнул рукой тот. — Но я вас очень прошу: закройтесь изнутри на ключ и никому не открывайте. Вы слышите — никому!

Вера вяло кивнула. Ее начало трясти от резко повысившегося давления. Но ничего, в сумке у нее таблетки. Сейчас она придет, примет их и завалится спать. Замок в двери прочный, как, впрочем, и сама дверь. Ничего с ней не случится.

А всех остальных я попрошу остаться здесь, — мягко, но настойчиво произнес Олег Викторович. — Вера, — снова обратился он к уходящей женщине, — давайте условимся, что из номера вы выходите либо по своей воле и, разумеется, с соблюдением всех необходимых мер предосторожности. Либо после того, как в дверь постучу я, и только если я буду в сопровождении еще кого-либо. Договорились?

Женщина кивнула, и вяло поплелась к себе. Лицо ее было очень бледным. По-хорошему, ей срочно требовалась медицинская помощь, которую остававшиеся с ней люди предложить не могли.

* * *

С того момента, как ушла Андриевская, прошел еще час.

— Ну, и долго мы еще сидеть будем? — спросил Семенченко. Несмотря на то, что он явно был трусоват, это чувство неопределенности его злило. К тому же, жертвой, судя по стишкам, в случае чего, должна была стать женщина. Значит, пока ему лично бояться было нечего.

Судя по одобрительному ропоту среди присутствующих, которым максимум что дозволялось, так это покурить с выходом на улицу минуя москитную сетку, их терпение подходило к концу.

Ладно, — глянув на часы, смилостивился Изместьев. — Я вижу, особого смысла, ожидая у моря погоды, сидеть нет. Я предлагаю проводить Катю до ее номера, а мужчинам прогуляться по острову. Только всем и так, чтобы каждый мог видеть остальных.

Когда Милютина закрылась, мужская часть населения острова вышла из особняка и стала разбредаться по группам кто куда.

Внезапно судья Стеклов, показав рукой туда, где они купались, произнес:

— Смотрите! Похоже, это человек, его вынесло на берег.

Не сговариваясь, все бросились к этому месту.

Прибежавшим открылась ужасная картина. На берегу лицом вниз лежало тело мужчины. Мужчина был в ластах и с лысой головой, в теменной области которой зияла большая вдавленная рана от удара чем-то тяжелым. Крови видно не было, возможно ее смыла морская вода. К тому же, из мертвого тела, в котором нет давления, кровь перестает идти очень скоро. Предчувствие беды не покидало никого из присутствующих.

Когда тело перевернули лицом вверх, сомнений не оставалось. Это был Максим Коробченко. Золотой цепи и креста на нем не было. Зато на том месте, где они еще недавно висели, на капроновой веревке красовался… да-да, это был черный пластиковый дельфин.

* * *

Давно ей не было настолько плохо. И главное, что ее тревожило, это то, что видимых причин для такого состояния не было. Ночью после выпитого лекарства спала она хорошо, проснулась бодрой и здоровой. Казалось, что все потрясения, связанные с этим противным, страшным голосом, приговорившим их всех к смерти, и со змеей, происходили как бы не с ней. Но обнаружение утром трупа этой милой девочки, медсестры Олеси, которая так трогательно за ней ухаживала, словно за родной матерью, снова выбило Веру из колеи. Южное утреннее солнце и купание в море ее взбодрили, но сейчас она опять чувствовала себя отвратительно. Как будто хлебнула лошадиную дозу адреналина, категорически ей противопоказанного, как страдающей артериальной гипертензией и сердечной аритмией.