Высадив нас на Федерал-Плаза, Холтен нашел место для парковки и присоединился к нам в вестибюле здания, известного как Джейкоб-Кей-Джавитс-билдинг. Он решил подождать нас внизу. Я забрал у него лэптоп – Холтен пришел к заключению, что здесь достаточно безопасно. После тщательного досмотра, когда мою обувь и лэптоп прогнали через багажный рентгеновский сканер, нам с Харпер разрешили подняться на двадцать третий этаж. Я пропустил ее вперед. Она проработала в этом здании пару лет и хорошо знала местную обстановку. Однако это не помешало ей заработать пару-тройку презрительных взглядов от каких-то агентов в приемной, пока мы дожидались, когда же нас соизволят принять.
Мы все ждали и ждали. Когда через двадцать минут я был уже готов плюнуть на все и уйти, к нам подошла женщина в линялых серых джинсах и черном свитере. Выглядела Пейдж Дилейни лет на пятьдесят с небольшим, хотя для своих лет сохранилась неплохо – явно находилась в хорошей физической форме, и возраст ее выдавала лишь легкая седина, которую она не трудилась закрашивать. На ее тонком носу пристроились очки, а уголки рта чуть загибались вверх, придавая ей приветливый вид.
Они с Харпер обменялись рукопожатием. Я получил в качестве приветствия лишь взгляд – такого рода взгляд, к которому адвокаты защиты в конце концов привыкают. Мы прошли вслед за ней по длинному узкому коридору в конференц-зал, где на столе лежал закрытый лэптоп. Мы с Харпер уселись за стол с одной стороны, Дилейни – напротив, перед лэптопом. Сняв очки, она положила их на стол.
– Ну и как вам жизнь частного детектива? – первым делом спросила Дилейни.
– Хорошо, когда сама себе начальница, – ответила Харпер.
Я помалкивал. Это был не мой мир. У правоохранителей – свои собственные узы. Вот пусть Харпер и творит свое волшебство.
– Вам привет от Джо Вашингтона, – добавила Харпер.
– Он всегда отличался галантностью манер. Я рада, что вы работаете с ним. Джо – отличный парень. Ладно – думаю, у вас не так уже много времени, так что давайте сразу к делу. Я тут взглянула на эти ваши «подписи», – ответила Дилейни, открыв лэптоп и повернув его боком, чтобы нам обоим было видно электронное письмо Харпер. – Большинство из них вообще-то не классифицируются как «подписи» для целей поиска. Мы собираем информацию о как можно большем количестве отдельных деталей с мест преступления – но лишь в том случае, если имеем дело с чем-то достаточно четким и значимым. Например, если убийца всякий раз использует определенный тип оружия, или оставляет какие-то метки на телах, или пишет какого-то рода послания, или следует некоему определенному сценарию – все это может рассматриваться как «подпись», или преступный почерк. По таким «подписям» мы вычисляем жертв серийных убийц и рецидивистов. Иногда такие «подписи» намеренны: убийца воплощает в жизнь какие-то свои фантазии. В других случаях это чисто подсознательный акт. Если прослеживается некая закономерность или это может навести на какие-то мысли касательно личности преступника, мы рассматриваем все это как потенциальную «подпись», которая попадает в ПУЗНП.
– В нашем случае в ПУЗНП ничего не нашлось, – заметила Харпер.
– Система далеко не идеальна. И ее используют не все правоохранительные органы. Те же копы, к примеру, – отнюдь не прирожденные сетевые администраторы. И, конечно, убийцы могут менять модели поведения. В основном система основана на том, что детективы или агенты вводят в нее данные и проверяют системные оповещения о новых преступлениях. Кроме того, если преступление раскрыто, оно вообще не попадает в систему. Она предназначена в первую очередь для того, чтобы помочь полиции поймать совершивших насильственные преступления, идентифицировать неизвестных лиц и разыскать пропавших без вести. Мы не размещаем в ней сведения о преступниках, которых сразу же поймали и осудили. И в этом ее главное слабое место.
Харпер откинулась назад, скрестив руки на груди.
– Как это может быть слабым местом? – спросила она. – Естественно, закрытые дела об убийствах уже не так важны.
– Система не допускает неправомерных обвинительных приговоров, – вмешался я.
Впервые с тех пор, как мы оказались здесь, Дилейни наконец меня заметила. Немного помолчав, она кивнула.
– Он прав. Исследования, проведенные Национальным реестром реабилитаций, показывают, что из каждых двадцати пяти человек, осужденных и приговоренных к смертной казни в Соединенных Штатах, как минимум один невиновен. Ежегодно отменяется от пятидесяти до шестидесяти обвинительных приговоров за убийство. Это множество дел, которых нет в наших базах данных и которые не отслеживаются на предмет «подписей», – и это не считая тех невиновных людей, у которых нет адвоката и которые не могут подать апелляцию на отмену своих приговоров. Агент, с которым общался Джо, знает меня. Он подумал, что кое-что из того, что вы мне отправили, может представлять интерес. Я пока не знаю, так ли это, но рада, что вы сейчас здесь. Эта последняя «подпись» в вашем списке – долларовая купюра…