Тринадцать

Я просто не знал, как все это высказать. От еды слегка подташнивало, и я чувствовал, как на лбу выступает пот.

– Я получил постоянную работу, – наконец выпалил я. – В «Адвокатском бюро Карпа». Дела в основном гражданские, уголовных совсем немного. Ничего опасного. Ничего скандального. От девяти до пяти и за хорошие деньги. Прошлому конец, Кристина. Процесс Соломона – мое последнее крупное дело. Я хочу, чтобы вы с Эми вернулись домой. Мы могли бы опять поселиться в том нашем старом доме в Квинсе…

Глаза ее увлажнились, губы задрожали.

– Или, знаешь, вообще купить какой-нибудь новый дом. Начать все с нуля. Теперь я могу обеспечить тебя и Эми. Тебе не нужно будет работать. Все будет так, как мы всегда хотели. Мы опять сможем стать одной семьей.

Она вытерла слезу со щеки, бросила в меня салфетку.

– Я ждала тебя! Несмотря на все дерьмо, в которое ты регулярно вляпывался. Пьянство. Лечение от алкоголизма. Я ждала. И несмотря на все эти твои стремные судебные дела, Эдди. Ты сделал свой выбор. Твоя работа ставила нас на линию огня. И вот теперь, насколько я понимаю, ты уже набегался?

– Это не так. Люди обращаются ко мне. Им нужна помощь. Я не могу дать им от ворот поворот. Каким бы я был человеком, если б позволил всем этим людям сесть в тюрьму? Я просто не смог бы спокойно жить, если б допустил такое. Это не выбор. И никогда не было выбором. Только не для меня, – сказал я.

– Но у меня-то есть выбор! Я никогда не хотела такой… такой жизни. Я не хотела мужа, который сторонится своей семьи на случай, если вдруг кто-то ей что-нибудь сделает. Я пыталась, Эдди. Я ждала. Я уже устала ждать…

– Тебе уже не нужно ждать. Говорю же, я получил работу. Безопасную. Все может вернуться в нормальную колею.

– В эту колею нет возврата. Я уже думала на этот счет. Я хотела, чтобы ты сегодня приехал к нам домой и повидался с Эми, но днем поняла, что просто обязана тебе это сказать. Я больше не могу этого скрывать. Так что решила встретиться с тобою здесь, потому что не хотела, чтобы Эми это видела. С меня хватит, Эдди. Я устала ждать. Мы с Кевином встречаемся. Он хочет, чтобы мы переехали к нему.

И вдруг я словно уже и не сидел в кабинке вместе с Кристиной. И в этой чайной. И даже вообще в Китайском квартале. В тот момент я увидел именно то, чего и опасался, что так долго снилось мне в страшных снах. Мое недвижимое тело лежит у подножия Эмпайр-стейт-билдинг. Кристина стоит на его смотровой площадке, в восьмидесяти шести этажах над улицей. А потом снимает свое обручальное кольцо и бросает его за ограждение. Лежа на тротуаре, я понимаю, что сверкающий золотой кружочек летит прямо ко мне. Все быстрей и быстрей. Вот я уже могу четко его видеть. Но не в силах даже пошевелиться. Не в силах дышать. Все, на что я способен, – это впиться ногтями в плитки тротуара и смотреть.

Когда оно бьет меня в грудь, я просыпаюсь.

Теперь боль в груди была совершенно реальной. Удушающая, глухая боль, от которой пресеклось дыхание. И я понимал, к чему идет дело. Отчего было еще хуже.

– Но ты…

– Эдди, я все решила. Прости, – произнесла она. Голос ее стал отстраненно-холодным.

– Прости! Ну прости же ты меня! Все изменится! Я сам изменюсь! Эта новая работа… – Но слова застревали у меня в горле. Я уже потерял ее. Что-то проснулось во мне. Вся та боль, которую я пытался притушить бухлом. Все это с ревом пробудилось к жизни. И заставило меня бороться.

– Он не любит тебя так, как я, – сказал я.

Кристина отсчитала несколько банкнот, положила их на стол, и ее рука ненадолго замерла над ними. Она колебалась, но вовсе не над счетом. Я не осмеливался сказать ни слова. Я знал, что какая-то часть ее по-прежнему любит меня. Слишком уж многое мы пережили вместе. Быстро заморгав, она покачала головой. А потом встала, выскользнула из кабинки и произнесла:

– Кевин любит меня. Я это знаю. Он позаботится об Эми. И обо мне. Не звони. Хотя бы какое-то время.

Когда Кристина направилась к выходу, моя рука метнулась к ней. Быстро. Я ухватил ее за запястье. Она остановилась. Глупый ход. Я отпустил ее.

Стал слушать, как стук ее каблучков, и без того едва различимый, еще больше стихает, пока она идет к выходу. Я глянул на бутылку пива перед собой. «Миллер». По запотевшим бокам ее стекали прозрачные капли воды, оставляя за собой гладкие дорожки. Жутко хотелось немедленно ее осушить. А потом еще десять. Полирнуть водкой, вискарем – чем угодно, только чтобы умерить боль. Подхватив бутылку, я уже поднес ее к губам, когда вдруг мой взгляд упал на деньги, которые Кристина оставила на столе.

Поверх стопки блокнот лежало золотое кольцо.

Я поставил бутылку обратно на стол. С силой потер виски. Казалось, что по венам с грохотом проносятся товарные поезда.

Поднявшись, я взял кольцо и положил его в карман.

Ноги кое-как донесли меня до машины. Всю дорогу до стоянки я не поднимал взгляд. Ни разу. И когда пролез за руль и завел мотор, даже уже не помнил, как шел сюда от ресторана. Меня мутило. Как будто я проглотил туго надутый воздушный шарик, который никак не могу вытащить из горла.