Тринадцать

Она ударилась лицом о дубовый пол, и я знаю, что это прозвучит ужасно, но я не слышал ничего приятнее, чем звук головы этой куклы, разбивающейся на десятки осколков. По полу разлетелись куски фарфора. Фрагмент её щеки пролетел мимо окна, кусок её лба прокрутился в воздухе возле дивана, а один из слишком реалистичных глаз покатился под кресло.

«Проблема решена», – обрадовался я.

Тут же у меня за спиной появилась мама.

– Митчелл, – воскликнула она, глядя на осколки на полу. – Что ты наделал?

– Она… она выскользнула, – пробормотал я.

В этом не должно было быть ничего страшного. Я к тому, что родители даже не могли вспомнить, откуда у них вообще появилась эта кукла.

Но, как я уже сказал, мама любит всё жуткое.

Она посмотрела на обезглавленное тело куклы и осколки, рассыпанные по полу.

– О, бедняжка, – сказала она.

Она взяла метлу и совок и начала подметать.

– Ты должен быть осторожнее, Митчелл, – подключился папа, входя в комнату. Он встал на колени у совка и начал вытаскивать из него осколки и складывать их в прозрачный пакетик, такой, с застёжкой. Я не мог поверить своим глазам.

Они хотели сберечь осколки!

Они собирались склеить куклу.

По полу гостиной были разбросаны десятки осколков, некоторые из них были не больше обрезка ногтя.

И эта кукла была всего лишь дурацкой куклой!

– Осмотрись, Митчелл, – скомандовала мама. – Опустись на пол и проверь, что мы собрали все осколки.

Я начал было говорить маме, что собрать куклу будет невозможно, всё равно что отменить действие взрыва, но она потянулась к обезглавленному телу куклы и состроила жалостливое выражение.

Я опустился на пол. Я нашёл два осколка у одной стены, достаточно, чтобы мама была довольна, и бросил их в пакетик. А потом я перестал искать, потому что не видел в этом смысла.

Кукла была уничтожена. Безвозвратно.

Наконец мама застегнула пакетик, прижала к груди обезглавленную куклу и унесла всё это.

И я скажу вам честно: я не чувствовал себя виноватым. Ничуть.

Я поступил совершенно логично. Я хотел, чтобы кукла исчезла. Я хотел, чтобы холодная дрожь прекратилась.

Поэтому я её уронил.

Всё было просто.

Я был рад, что она исчезла навсегда, и я был в этом уверен.

Потому что, конечно, мама могла попытаться собрать её, но ей бы это точно не удалось. Кукла была разбита вдребезги. На много маленьких осколков. Потребовалось бы много часов, чтобы восстановить её.

Поэтому она наконец – наконец-то! – исчезла из моей жизни.

* * *

Той ночью я услышал шарканье, словно крошечные ножки волочились по полу моей спальни. Я сказал себе, что это обычные ночные звуки, перевернулся на другой бок и натянул одеяло до подбородка.

Позже, когда солнце осветило мою комнату и я открыл глаза, угадайте, кто сидел по другую сторону моей подушки, меньше чем в двадцати сантиметрах от моей головы?

Она.

Она сидела там, без головы, только голубое платье с оборками и зазубренная фарфоровая шея. На коленях у неё лежал пакетик, тот самый, с осколками.

Я сел в кровати, сердце у меня бешено колотилось.

Я закричал хриплым спросонья голосом.

В этот момент мама ворвалась в мою комнату.

– Митчелл, – воскликнула она. – Что случилось?

Что-то щёлкнуло у меня в мозгу.

«Мама, – понял я. – Ну конечно».

Несколькими неделями ранее она в шутку подсунула мне в раковину в ванной резиновую змею. В другой раз она пряталась у меня в шкафу больше двадцати минут, чтобы выпрыгнуть, когда я меньше всего этого ожидал.

Это было очевидно. Это сделала мама.

Она же была последней, кого я видел с этой куклой.

Должно быть, она на цыпочках прокралась в мою комнату и положила куклу на подушку в шутку или в наказание за то, что я её разбил.

«Ха-ха, мам», – подумал я, когда моё сердцебиение пришло в норму.

Но я не позволю ей увидеть, как я вздрагиваю и боюсь. Лучший способ справиться с мамиными розыгрышами – делать вид, что она меня не напугала.

Я потянулся и накрыл куклу своим одеялом.

– Ты кричал, – сказала мама, разволновавшись не на шутку.

Я поднял брови.

– Кто, я?

– Я тебя слышала, – сказала мама, подходя на шаг ближе. – У тебя всё в порядке?

– Всё нормально, – сказал я. – Всё отлично.

Она покачала головой. Вероятно, она огорчилась, что её розыгрыш не сработал.

– Что ж, я рада, что с тобой всё хорошо, – сказала она и ушла.

Я откинул одеяло.

От куклы было лишь расфуфыренное голубое платье и зазубренная шея, идущая зигзагами. У неё на коленях по-прежнему лежал пакетик – осколки её разбитой головы.

На одном из этих осколков я увидел глаз.

Он был зелёным и чересчур реалистичным.

Увидев его, я вновь ощутил знакомую дрожь – по шее, по рукам и по всему телу.

* * *

Я оставил куклу на подушке, когда уходил в школу.

Я старался не думать о ней, но каждый раз, закрывая глаза, я видел зазубренную линию её шеи.

Когда прозвенел звонок к началу урока химии, мистер Кунц написал на доске слова ХИМИЧЕСКОЕ СВЯЗЫВАНИЕ. Он начал лекцию о том, как атомы соединяются друг с другом, иногда навсегда. Я старался быть внимательным, но услышал перешёптывание нескольких ребят.

– Что за чёрт? – спросила Джейлен Джонс.

– Жуть, – сказал Майки Симмонс.

– Это ненормально, – добавила Миа Лопес, президент Лабораторных крыс.