Тринадцать этажей

– Мистер Дуайт! – Голос Донны был тронут тревогой. Впервые в нем прозвучало настоящее чувство. Страх. – Это провод электропитания напряжением 230 вольт. Если вы повредите изоляцию, это может привести к поражению электрическим током и смерти!

Улыбка Картера растянулась шире. Он крепче стиснул руку. Голос Донны звучал повсюду вокруг него, громкий и до боли знакомый.

– Картер, ты должен хорошенько подумать!

– Есть, Донна! – горько рассмеялся он.

Картер изо всех сил потянул за провод, выдирая его из стены. Куски отвалившейся штукатурки полетели на пол. Донна закричала, и это было не электронное завывание и не акустическое искажение, а человеческий крик, проникнутый нестерпимой болью, словно ее мучительно медленно резали на куски.

Кабель порвался, оголенные концы описали в воздухе судорожную дугу, подобно совершившей бросок змее. Какое-то мгновение ее голова неудержимо неслась на Картера, и он увидел свою собственную смерть. Затем провод отлетел назад, и Картер бессильно рухнул на пол. В квартире еще звучали отголоски предсмертного крика Донны.

* * *

Все было кончено. Донна умерла. Температура опускалась, музыка не звучала. Картер сидел на полу среди обломков штукатурки и допивал последние капли теплого пива. Его сердце почти вернулось к нормальному ритму, после схлынувшего адреналина он с трудом поднялся на ноги. Пробираясь через груды мусора, Картер направился к входной двери. Положив руку на ручку, он приготовился расстаться с последней надеждой, но вместо этого услышал щелчок открывшегося запора. Он был свободен.

Открывая дверь, Картер еще улыбался, но тут мертвые пиксели размытой руки просунулись внутрь, схватили его за горло и оторвали от пола. Увидев стоящую перед ним фигуру, он даже не смог вскрикнуть.

За дверью стоял Картер Дуайт. На Картера смотрело его собственное лицо, с невысоким цифровым разрешением и искаженное, словно он видел свое изображение, полученное от видеокамеры неважного качества. Движения этого второго Картера были судорожные, порывистые, словно его тело разваливалось после смерти своего создателя, и оно дергалось подобно заевшей картинке. Несмотря на это рука цифрового двойника оставалась крепкой и твердой. Он опоздал спасти Донну, но из этого еще не следовало, что Картеру удалось спастись.

Он попытался бороться с незваным гостем. Картер вырывался, кричал, колотил кулаками по нечеткой руке, но в конце концов бессильно обмяк, слишком истощенный, чтобы сопротивляться. Если верить его данным с тренировок, он по-прежнему мог выжать лежа стодвадцатикилограммовую штангу. Картер горько рассмеялся. Возможно, так должно было быть. Кем бы ни было это существо, оно находилось в гораздо лучшей физической форме, чем он сам.

Но тут Картер почувствовал, как ему в руку что-то вложили. Он попытался разглядеть, что это было, пусть только для того, чтобы не видеть искаженный злорадный оскал создания, держащего его, однако ему снова стиснули горло. Его пальцы почувствовали плотную бумагу.

И вдруг другой Картер Дуайт исчез. Картер бесформенной грудой рухнул на пол, судорожными вдохами наполняя освобожденные дыхательные пути. Его трясло. Наконец он нашел в себе силы посмотреть на то, что ему вручили. Приглашение, напечатанное на плотной, дорогой бумаге.

ТОБИАС ФЕЛЛ любезно приглашает

КАРТЕРА ДУАЙТА

присутствовать на званом вечере по адресу

Баньян-Корт, 1, вечером 16 августа 2014 года.

Доступ в пентхаус будет обеспечен посредством

грузового лифта

Вся его одежда была раскидана по грязному полу. Для того чтобы завтра куда-то пойти, ему нужен новый костюм.

– Донна, свяжитесь с портным.

Ответа не последовало. Ну разумеется. Что ж, возможно, некоторые вещи лучше делать лично. Ему нужно будет выглядеть безукоризненно. Быть может, Тобиас Фелл сделает ему деловое предложение.

Четвертая. Фальшивый пенни [11]

Анна Хан.

Баньян-Корт, 22

Семь лет – это уже слишком большой возраст, для того чтобы иметь воображаемого друга. По крайней мере, если верить родителям Анны. Они вовсе не ругались, что было хорошо, но зато долго разговаривали с ней о том, как у нее дела в школе, есть ли у нее там настоящие друзья, не чувствует ли она себя одинокой. Анна с удивлением слушала, как Пенни во всем соглашается с ее родителями, но с другой стороны, Пенни ведь никогда не горела желанием признаться в том, что она воображаемая, несмотря на постоянные уверения Анны в том, что это именно так. Она просто открывала рот и молча смеялась, после чего качала головой и спрашивала у Анны, нельзя ли чего-нибудь поесть. Пенни вечно была голодна.