Анна не могла поверить своим ушам. Во-первых, Пенни жила с ней с тех самых пор, как они переехали в новую квартиру, и ни разу не упоминала про свою мать, о чем подруги, естественно, рассказывают друг другу. И что гораздо важнее, мать едва ли можно считать секретом, так что для игры это не считается. Пенни лишь снова беззвучно рассмеялась и объяснила, что ее мать определенно является секретом, поскольку больше ее никто не видел. Она сказала, что ее мама любит прятаться и умеет делать это настолько хорошо, что ее до сих пор никогда не находили – ни разу. Конечно же, Анна не поверила подруге, поскольку знала, что та любит врать, и все-таки ей стало любопытно посмотреть на эту таинственную мать, поэтому она безропотно последовала за Пенни. Они долго бежали по коридорам, лавируя между ногами недовольных взрослых, пока не оказались у маленького деревянного люка в стене, выкрашенного в скучный белый цвет.
Анна с большим усилием распахнула маленькую дверцу. Она была покрыта толстым слоем пыли и поддалась с трудом, а Пенни в таких делах никогда не помогала, потому что была ненастоящей. Но как только дверца достаточно приоткрылась, она проскользнула мимо Анны и скрылась в темноте. Конечно, Анна не боялась темноты, она уже была большой, но все-таки сейчас она включила фонарик – маленький, зеленый, полученный в подарок при покупке какого-то детского журнала, – чтобы видеть, куда идти. Впрочем, луч был такой слабый, что особого толку от него не было, но все-таки он освещал покрытые паутиной деревянные балки, под которыми ползла следом за подругой Анна. Здесь было сыро и пахло плесенью, и Анна, следуя за крошечными туфельками Пенни, зажимала нос, чтобы не чихнуть. Через двадцать секунд она поняла, что полностью потеряла ориентацию. Однако Пенни неумолимо уходила вперед, и на какое-то жуткое мгновение Анна решила, что подруга бросила ее, оставила в темноте на веки вечные ползать по коридорам. Но тут Пенни резко остановилась, указывая на участок стены. Анна надавила на него, и он бесшумно повернулся, открывая коридор, который она до сих пор не видела.
Сперва ей показалось, что это обычный коридор на красивой стороне здания: те же стены, тот же самый ковролин, даже те же самые лампы под потолком. Но здесь не было дверей. По обеим сторонам тянулись глухие стены, заканчиваясь тупиком из плинтуса и обоев. Похоже, попасть сюда можно было только через крошечный служебный лаз. Однако здесь, в самом конце коридора, стояла мать Пенни.
Пенни выскочила на свет и, обнажая острые зубки в радостной улыбке, побежала к женщине, которая стояла совершенно неподвижно, отвернувшись к стене. Она была очень высокая, подумала Анна, и очень-очень худая, совсем как ее дочь. Однако кожа у Пенни не была такой синей, и волосы ее не были такими грязными. Сказать по правде, Анна испугалась этой женщины, хотя Пенни взахлеб рассказывала матери, как прошел ее день, добавив, что она привела сюда свою самую лучшую во всем мире подругу, чтобы поиграть.
Наконец мать Пенни медленно развернулась, хотя ноги ее не двинулись с места. Анна расхохоталась. Понимаете, у матери Пенни было такое глупое лицо, хотя когда Анна потом попыталась его нарисовать, у нее ничего не получилось, и папа выбросил все ее рисунки. А один даже сжег.
На самом деле людей Пенни не любила. Ей было интересно встречаться с ними, бегать вокруг них, разглядывать их вытаращенными глазами, однако восхищение это быстро перерастало в раздражение, а когда они заговаривали с Анной, она хмурилась. Однако Анна не принимала это близко к сердцу, полагая, что и она сама была бы сварливой, если бы ее никто не видел. Сама Пенни об этом не говорила, а всякий раз, когда Анна пыталась затронуть эту тему, она просто пожимала плечами и заявляла, что кроме Анны все вокруг скучные и глупые. В глубине души Анне это нравилось, хотя она и понимала, что это неправда.