И вот Кари сидела в темноте, напрягая слух. Она потеряла счет времени, но уже давно наступила ночь. На полу валялась забытая «История Уайтчепела». Ноутбук на столе был выключен. Статья отступила на второй план, по крайней мере на какое-то время. Можно будет найти какой-нибудь иной способ сделать себе имя. Это было нечто очень сильное. Жгучая потребность отыскать сердце этого места, пробраться сквозь туман истории к неприкрытой алчности и бесстрастной жестокости; мир, в котором людям позволяется страдать так, чтобы никто этого не видел, потому что так
Вздохнув, Кари открыла глаза, хотя в комнате царил кромешный мрак. Ничего. Прошло уже почти полчаса, и она чувствовала себя полной дурой. Вытянув затекшие ноги, Кари встала и повернулась туда, где должен был быть выключатель.
Подождите. Вот. Нота, такая отдаленная, что она могла приплыть из другого здания. Вот еще одна. Тихая мелодия далекой виолончели. Встав, Кари закрыла глаза и направилась в сторону звуков. Шаг, еще один. Она знала, что стоит прямо перед стеной, затем сделала третий шаг, ожидая налететь лицом на штукатурку, но там ничего не оказалось. Каждое движение казалось дольше предыдущего; Кари без всяких усилий плыла по пространствам, спрятанным в углах Баньян-Корта, по невидимым коридорам и обрушившимся лестницам, направляясь к голым кирпичным стенам Уэстерленд-Хауса.
Кари узнала дверь, как только открыла глаза, хотя никогда прежде ее не видела. Внешне дверь выглядела ничем не примечательно, никаких золотых инкрустаций и затейливых узоров, но в ней чувствовалось качество. Дубовые панели, безукоризненно подогнанные друг к другу. Ручки и петли из кованого железа, смазанного, ухоженного. Замок выглядел устрашающе солидным. Тот, кто установил эту дверь, потратил уйму денег, чтобы сделать ее надежной.
Но она была не заперта. По крайней мере для Кари. Почему-то ее это не удивило.
Когда дверь распахнулась, музыка, которая вела Кари через все здание, разрослась до крещендо. Струнные пели синкопы над ворчанием басов, переплетаясь с нежными нотами духовых, и все это струилось в идеальном темпе три четверти. Теплый свет сотен газовых рожков, отражающийся от сверкающих позолоченных стен, принял Кари в свои объятия.
Она опустила взгляд на свои ноги, теперь обутые в мягкие атласные балетки, какие когда-то носила ее мать. Какие когда-то подарил ей отец. Впервые за долгое время балетки сидели у нее на ногах совершенно естественно, призывая ее кружиться на пуантах.
Конечно, никакого оркестра не было. Ничья нога вот уже больше ста лет не ступала сюда. Дверь мягко закрылась у Кари за спиной, и она осталась одна. Здесь было очень светло, полированный мрамор у нее под ногами отзывался эхом, несмотря на то что обувь у нее на ногах была очень мягкая и звуки шагов смешивались с тонкой гармонией вальса, естественным образом попадая в нужный ритм.
Все было покрыто искрящимися драгоценными камнями. Бриллианты, рубины и изумруды украшали каждый светильник, каждую стеновую панель, расставленные затейливыми линиями по всему залу. И из-под каждого захватывающего дух камня вытекала струйка крови.
Кровь медленно стекала по стенам. Собиралась на полу. Заполняла светильники, и они один за другим гасли. Кари ощутила липкость на своих руках задолго до того, как неспешный поток добрался до ее дорогих балеток и промочил насквозь атлас, побуждая ее танцевать.
Музыка продолжалась, теперь более быстрая, словно выражая презрение к происходящему. Она пульсировала сквозь тело Кари, задевая все струны ее души, требуя, чтобы она начала танец, заняла свое место в пропитанной кровью хореографии. Она никогда не представляла себе, сколько сил ей потребуется, чтобы стоять неподвижно, но она оставалась на месте, впитывая страдания и боль, пронизывающие все до последнего пенни богатство, которое построило это место. Место, которого никогда не существовало. Место, которому она идеально соответствовала.
Музыка умоляла танцевать, но Каролина Фейрли, покачав головой, откинулась назад и рухнула на пол. Не издав ни звука, она упала в приливную волну и почувствовала, как груз истории накатывается на нее, увлекая в глубину.
Дамиан ждал возвращения Кари. Ему не нужно было спрашивать у нее, что произошло. Что она обнаружила. У него в лице что-то изменилось, с ним тоже что-то произошло. Дамиан не сказал, что, а Кари не спросила, но он крепче стиснул свою камеру, не желая ее выпускать.
– Плакать не нужно, – сказал он, предлагая свою руку, чтобы Кари на нее оперлась.
Та вежливо отказалась.
– Да, – сказала она. – Он существует.
– Тебе пришло приглашение, – с опаской сказал Дамиан, протягивая ей карточку из плотной бумаги. – Пока тебя не было.
Кари чувствовала, что должна испытать удивление, недоумение. Но почему-то ей уже было известно, что в этом приглашении. Ей предстояло пойти на званый вечер.
– Дамиан, а ты идешь?