Тринадцать ящиков Пандоры

Она могла убить нас. Я велел ей убить нас. Но она нашла другой способ. Возможно, она даже не знала, сработает ли это, иначе помешала бы мне сделать то, что я считал необходимым, но она попыталась — и это сработало. Мы больше не несли угрозы представителям нашего вида. Скорее всего, мы были последними его представителями, перенесшимися на четыре миллиарда лет в будущее за одну-единственную субъективную неделю.

Старый новый мир. Сколько всего нам предстояло увидеть. Сколько всего изучить. Может, даже пришла пора помириться с Торресом.

В этом будущем все было возможно.

Перевод Елены и Ирины Шевченко.

Сергей Легеза Вид на гору Фавор

19 июня. Полдень

— Ну же! — шептал сквозь зубы Томас — не то себе самому, не то рыжему пятну, только что проявившемуся в переплетении ветвей. — Давай!

Пятно перетекло под лучи полуденного светила, появились круглая морда, тяжелые лапы, остроконечные уши.

Еще шаг! Еще полшажочка! Внезапный азарт охоты спирал дыхание и плавил кости. Давай, зверюга!

И тут под ногой Бладджета хрустнула ветка.

Томас вскинул штуцер — безотказные бейкеровские «двадцать два дюйма», — однако уже знал, что не успеет. Никто бы из людей не успел.

Щелкнул замок.

Рвануло, словно из пушек Адмиралтейства на тезоименитство короля. Позабытый звук, тяжесть штуцера, запах черного пороха, вкус перца и гари на губах… Словно вкус жизни. Да, этого ему и правда не хватало дома.

— Ах! — Макги в досаде хлопнул себя по бедру. — Мимо!

Это Томас увидел: как прошла, буравя зелень подлеска, пуля. Там, где миг назад была лобастая голова зверя.

Земля Ксанада обостряла чувства: это было и благом, и злом, а некоторым от такого случалось сходить с ума.

— Простите, господа, — Бладджет кашлянул, неловко прижимая к груди ружье и кланяясь. — Простите, виноват. Видит Бог, я сделал это без умысла и случайно.

— Ну да, — проворчал чуть слышно Макги. — Видали мы такие случайности, мастер Томас, сэр. Чтоб мой папочка так вот случайно заделывал всех своих детишек.

Там, куда прянул зверь, лениво колыхнулись и замерли ветви: будто и не было ничего.

— Поедемте назад, сэр, — сказал Макги уже погромче. — Ну ее к бесу, эту зверюгу. Давайте, мастер Томас, сэр, я только ружье заряжу…

Свою партию он вел отменно — даром что ирландец. А может, именно поэтому: такое ведь чертово племя эти лукоеды…

— Сэр Артур, — сказал Томас, чувствуя, как и в его голосе дрожит искренняя досада, — отчего же вы не стреляли?

Герцог ухмыльнулся.

— Ах, Томас, я ведь говорил: охота давно мне наскучила. — (Макги, уже надорвав обертку и всыпав из патрона отмерянное количество пороху, закладывал в дуло свою специальную пулю: Томас видел мертвенный отблеск между пальцами.) — Да и что за докука всаживать в такого красавца заряд? Бросить на пол шкуру? Прибить голову над камином? И рассказывать за пятичасовым чаем, как ты убил бога? Глупое тщеславие. Вот подчинить его, подобно здешним магам, силою воли… А убийства — пусть остаются простецам вроде вашего слуги.

Орудовавший шомполом Макги замер. Глянул исподлобья: Томас готов был поклясться, что ирландцу не по себе. Потом тот протянул штуцер, и Томас принял его, небрежно положив на сгиб локтя. Когда придет время, взвести курок можно будет одним движением ладони.

Оружие — ореховый приклад, все еще теплый после выстрела ствол, гравировка вдоль ложа — было настоящим. А вещи нового века, как, скажем, психокинетический метатель Стетсона и О’Нила — каучуковые накладки, толстый граненый ствол, — все они теперь по ту сторону, там, где небо не напоминает цветом вылущенный горох, а трава всегда остается травою. И отсюда, с этой стороны мира, они казались мертвыми рядом с тяжеловесной силой старого штуцера.

Похожей силой веяло от сэра Артура: в том, как он стоял, в развороте плеч, в посадке головы…

Только бы не догадался. И только бы мы не ошиблись.

И тут заговорил, с усилием выталкивая из себя слова, Гудвин Бладджет:

— Значит, вот так? Уподобиться здешним магам, стать ими? А людишки пусть занимаются своими малыми делами и не пугаются под ногами?

Голос его дрожал от напряжения.

Сэр Артур оглянулся, пожал плечами:

— Гудвин, вам ли не знать: это волшебная страна. Но что противопоставлять волшебству, кроме чуда? И как с таким совладать нашим душеводам? Этим, нынешним виршеплетам, которым так далеко до тех, кто открывал сюда дорогу.

Томасу доводилось видеть Кольриджа: года за два до его смерти, на приеме в Адмиралтействе. Тот читал лекцию о Шекспире: вспоминал «Бурю», утверждал, что «смуглая леди» на самом деле была «зеленой», а значит, он, Сэмюэль Кольридж, не первый, кто торил тропинку в новый мир. Мол, Шекспир, наверное, был в «нездешних садах», богатством которых Британия прирастает сильнее, чем индийской торговлей или китайским серебром, — к радости мастера Бладджета, представителя Ксанадской Торговой компании. Потом Кольридж читал стихи. Рассеянный взгляд и дрожащие пальцы. Сладковатый запах лауданума в каждом выдохе.