Тринадцать осколков

— Туда и обратно, — показала Сукуренко на насыпь железной дороги. Он полз, она шла рядом, потом опустилась и, опередив его, начала показывать, как надо правильно передвигаться по-пластунски. Амин-заде не отставал, но, когда возвратились к кошаре, был мокрый от пота. Они спустились в овраг, и она посмотрела, как он стреляет из автомата, бросает гранаты. Таджик оказался метким стрелком и гранатометчиком.

— Годишься, Амин-заде! — сказала Сукуренко. — А как со слухом, со зрением?

— Сапсем хорошо… Немес вижу далеко-далеко. — Он рассказал, как партизанил в горах и какой был у него хороший друг русский Алеша, который часто спускался в Ялту и делал в городе «большой неприятность для фашистов», и что русский Алеша однажды не возвратился с задания, и он, Мир Амин-заде, до сих пор не знает, что случилось с русским Алешей…

После обеда они вновь занимались, и Амин-заде удивлялся, почему командир взвода, с виду такой хрупкий — «сапсем-сапсем девчонка», — не устает, а у него нижнее белье хоть выжимай.

Рубахин, сощурив глаз, кивнул головой:

— Тебе повезло, парень. Лейтенанту ты понравишься.

— Почему так?

— Смирный ты, работаешь до седьмого пота. Только о мокрых штанах при ней не говори.

— Почему так?

— Снять прикажет.

— Смеешься?

— У-гу, — пропел Рубахин.

Вечером, когда гул боя немного утих, Амин-заде подсел к Мальцеву, читавшему возле огонька какую-то небольшую книжку. Петя почувствовал возле себя теплую глыбу новичка, продекламировал:

Небо — как колокол,
Месяц — язык.
Мать моя — родина,
Я — большевик.

— Ти коммунист? — удивился Амин-заде, удивился потому, что уж слишком парнишкой казался ему этот сержант Мальцев: нос вздернут, а взгляд забияки.

— Нет, не я, Аминь, это Сергей Есенин, мой земляк. Слышал про такого поэта?

Амин-заде не слышал, но он долго раздумывал, как ему ответить, и все же решил не признаться, что он не знает поэта Есенина, сказал:

— Читал, только мало-мало помню… Поварскую книгу, большая-большая, знаю от начала и до последней странички. — Он начал рассказывать, как проходил техминимум, как вначале ничего не понимал, а шеф-повар, толстый и лысый Арутюнян, замахивался на него кастрюлей и требовал, чтобы он обязательно поступил в русскую вечернюю школу, иначе он, Амин-заде, окажется вновь в долине Вахша, откуда привез его отец в Крым, к своему другу Арутюняну…

Забежал Дробязко. Он отозвал Петю в сторонку, жарко зашептал на ухо:

— Завтра наш полк посадят на танки, будем работать самостоятельно… Разведчики, конечно, будут впереди. Лейтенанту помогай, а то новичков понабрали всяких…

— Не волнуйся, Вася, порядок, как в Рязани! — ответил Петя.

— Приезжал комдив, сказывал, что нашим маршрутом наступления интересуется сам товарищ Акимов. Это представитель из Москвы, оттуда, от самого товарища Сталина.

— У-у-у, — прогудел Петя. — Значит, скоро Севастополь! — Петя никогда не был в Крыму, и ему за каждым перевалом, грядой и высотой мерещился Севастополь, но города все не было и не было. Но теперь-то уж скоро.

Дробязко, заметив приближающуюся к кошаре Сукуренко, выскочил навстречу ей. Мальцев таинственно кивнул головой вдогонку ефрейтору и возвратился к новичку.

— Ты мне скажи, Аминь, до Севастополя еще далеко?

— Га-га, — засмеялся солдат, — не Аминь, а Мир Амин-заде. Так мой фамилий правильно. Твой фамилий Мальцев, сапсем маленький.

— Но это для тебя, Мир, я маленький, для фашистов я сапсем большой… Я — смерть их, и ты — их смерть! Правильно?

Мир Амин-заде запрокинул голову, сквозь дыру, пробитую в крыше, увидел звезды, промолвил:

— Месяц — язык… Я — большевик! Хорошо сказал твой земляк… Сенин…

— Сергей Есенин, — поправил Петя.

Амин-заде похвастался:

— Я тоже знаю товарища Акимова — это большой-большой начальник из Москвы. Он приезжал к нам, партизанам, когда нас распределяли по частям, говорил мне: «Товарищ Мир, какой ти сильный, ти обязательно дойдешь до Берлина… А знаешь, — спрашивает, — где проходит дорога на Берлин? Через Сапун-гору, через Севастополь». Так и сказал мне товарищ Акимов… Сколько бы километров до Севастополя ни было, Петя, мимо этого города не пройдем, нельзя, сапсем нельзя миновать — через Севастополь проходит дорога на Берлин…

4