— Свяжите меня с начальником штаба, — сказал Кашеваров связисту, сидевшему в броневике. Ему подали микрофон. Он откашлялся, сбил на затылок фуражку, щелкнул переключателем: — Говорит ноль два, — начал Кашеваров. Язык кода был непонятен Дробязко, и он с любопытством рассматривал Сергеева, заметил на груди у него нашивки о ранении. По их цвету определил, что лейтенант имел одно тяжелое ранение и одну контузию. «Вот так ординарцы портянки стирают», — невольно пришло в голову Дробязко.
Неподалеку полыхнул сноп огня, вздыбил землю. Над головами пропели осколки. Акимов прислонился к броне-автомашине. Дробязко подумал: «Да уезжайте вы быстрее отсюда» — и переглянулся с Кравцовым.
Акимов, видимо, понял их и, когда в воздухе пропело еще несколько снарядов, достал из кармана трубку, начал, не торопясь, набивать ее табаком. Закурил, сказал:
— Ай-Петри позади, на очереди Сапун-гора. Обойти ее нельзя. Значит — только штурм… Только штурм. А как вы думаете, товарищ подполковник?
Кравцов не ожидал такого вопроса, да и был занят мыслью о лейтенанте Сукуренко: справится ли она с поставленной перед взводом задачей, сможет ли собрать данные о противнике? Видимо ей, девушке, трудно управлять разведчиками. Он был доволен ее работой, но все же в душе таилось желание при первой возможности поставить на взвод хорошего парня, а Сукуренко пристроить в штабе, и сейчас собирался по этому вопросу посоветоваться с Кашеваровым.
— Ведь вам брать Севастополь, вам, — продолжал Акимов, — а не мне и не ему. Мы с Петром Кузьмичом для атак уже устарели… Ваше мнение для нас очень ценно. Возразите: что ж, мол, говорить, когда операция спланирована. Да, да, это верно, разработана, рассчитана, И все же посоветоваться надо. Штурм — дело нелегкое, прямо скажу — крови прольем много. Но как по-другому взять Севастополь? С моря? Черноморский флот еще не окреп, а время не ждет. Как же?
— Только с суши, — сказал Кравцов, сетуя в душе на то, что упустил момент доложить Кашеварову о Сукуренко.
— Вот-вот, — подхватил Акимов. — Это значит, что надо готовиться к штурму Сапун-горы, не теряя ни одной минуты. Об этом мы еще поговорим, посоветуемся. Так, что ли, Петр Кузьмич?
— Так, товарищ Акимов, именно так. — Комдив захлопнул дверцу. Броневик поднатужился, фыркнул и вскоре скрылся в горах.
5
Паулю Зибелю казалось, что сейчас в Крыму нет такой долины, нет такого ущелья, нет лощины, откуда бы не могли показаться русские войска: они выползали буквально из каждой расщелины и, атакуя, сметали с едва занятых рубежей. И он, Пауль Зибель, командир егерской роты, отходил и отходил, то поспешно, то планомерно — по приказу командира батальона. И еще казалось ему в эти дни, будто не немецкая армия до этого прошла от границ до Волги, а огромная часть России — от Волги до вот этих гористых мест — прокатилась непомерной тяжестью по немецкой армии, и теперь войска, подавленные и измочаленные, еле успевают менять рубежи своей обороны, чтобы не попасть в плен. Что там, позади, что ожидает их на последнем рубеже отхода? Обер-лейтенанту Зибелю и в голову не приходил этот вопрос: просто не было времени подумать об этом…
Рота Зибеля прикрывала шоссе, ведущее к Бахчисараю. К вечеру он узнал, что русские заняли Джанкой и успешно продвигаются к Симферополю. Зибель посмотрел на карту и впервые за время отступления остро почувствовал, что впереди у отходящей армии — море.