Тринадцать осколков

О, это море! До чего же ты красиво и притягательно в дни отдыха и мирного труда!.. Зибель не трудился на море, но он знает его, это расчудесное Черное море, по Ялте, куда он попал раненым из приволжских окопов. Госпиталь размещался на самом берегу в красивом удобном здании какого-то бывшего санатория для рабочих, «какого-то» потому, что, когда Пауль прибыл туда, все дворцы и лучшие дома уже именовались по-другому — по имени тех, кому Гитлер обещал после войны передать их в личную собственность, и старые названия санаториев и домов отдыха не произносились… Море плескалось под окнами. Живое, теплое, быстро меняющее свою окраску, оно ласкало его мягким, целебным взором, от которого закипала кровь в груди и война забывалась напрочь. Не было адской машины (черт возьми, откуда она появилась у русских!), машины страшной, многорукой, бросающей огромные пригоршни пуль и мин, снарядов и бомб, не было тех снежных налетов, под которыми лежали скрюченные, замерзшие солдаты и офицеры армии Паулюса, не слышались стоны умирающих от холода и ран, а было оно, только оно, это море, обильно политое жаркими лучами жаркого солнца, и воздух, хмельной, как брага: вдохнешь раз, другой — и в пору прыгать, скакать, искать развлечений. И Пауль искал их. С шумной компанией выздоравливающих офицеров он бродил по Ялте от дома к дому, горланя песенки… Перед носом захлопывались двери домов, опускались жалюзи окон, и они, офицеры, шли дальше, на ходу пили вино, состязались, кто больше выпьет. Однажды им повезло: они вошли во двор, на скамейке под тенистым деревом сидели молодая девушка и молодой парень. Они подползли, затаили дыхание. Парень и девушка смотрели друг на друга влюбленными глазами. Потом обнялись. Она плакала, он что-то говорил ей. Пауль понял только одно, что девушку зовут Люси. Маленькая и нежная Люси вдруг повернула голову и увидела их, пятерых офицеров, лежащих в траве. Люси вскрикнула. Парень метнулся к ограде — видимо, хотел перескочить через стенку, — но лейтенант Отто Лемке (ему здорово вбили в голову мысль, что каждый русский — партизан) ударил из автомата, парень упал замертво. Потом они окружили Люси. Лемке сорвал с нее кофточку, заорал, как сумасшедший: «Какие красивые груди!» — и повалил ее на скамейку, но тотчас же отпрянул, дико визжа и мечась по двору, боясь оторвать руки от лица. Люси поднялась, выплюнула изо рта какой-то красный шарик. Это был кончик носа Лемке. Все хохотали, а Отто, уткнувшись головой в траву, ревел и кричал: «Убейте ее, убейте ее!» Он, Пауль, а за ним остальные бросились к Лемке: ему надо было оказать помощь. Перевязали рану. Лемке поднялся, щелкнул затвором автомата, но возле скамейки никого не было — Люси исчезла, будто сквозь землю провалилась. Перевернули весь дом — никого! Лемке разрядил диск автомата в труп парня и потом, по дороге в госпиталь, бросал камнями в окна домов, угрожая сжечь проклятую Ялту, лишившую его красивого носа…

Это, пожалуй, было самое крупное беспокойство, потревожившее тихую жизнь команды выздоравливающих офицеров. Вскоре хирург сделал Лемке на нос нашлепку, и все пошло по-прежнему: море плескалось дремотно и таинственно, и никто не думал, что оно, это великолепие жизни, может быть страшно и грозно, как удар молнии.

Именно так представлял себе море Пауль Зибель, когда остались позади, горные пастбища и его рота заняла оборону на высоте, неподалеку от Бахчисарая. Здесь проходила единственная дорога на Севастополь, и Зибель понимал, что русские нанесут очередной удар именно в этом направлении, и мысль о том, что позади море — рубеж, на котором наземные войска бессильны что-нибудь сделать, — рождает обреченность и страх…

Зибель попробовал отвлечься от грустных размышлений. Он вызвал к себе лейтенанта Лемке: Отто командовал первым взводом, который занимал оборону возле дороги и, по замыслу Зибеля, должен был первым принять на себя удар русских.

— Отто, как там у тебя, спокойно? — спросил Зибель, кладя на стол флягу с коньяком. Лемке потрогал синеватую нашлепку на носу, отчеканил, как на строевом смотре:

— Мины расставлены, окопы отрыты.

— Пей! — сказал Зибель, подавая стаканчик. — О море солдаты разговаривают?

— Генерал Енеке создал в Крыму крепость. Фюрер сказал: обязанность крепостных войск — обороняться, — выпалил Лемке.

— А все же?.. Разговоры о море идут?