- Да нет, меня просто бывшая одноклассница попросила о помощи. Она же её обнаружила.
- Одноклассница, говоришь...- задумчиво протянул Яковлев.
- А почему вы вообще интересуетесь бабой Машей?
- Погоди, Славик. Твоя одноклассница к ней в дом заходила?
- Насколько я понял, да.
- А старуха уже умерла, или эта девочка застала её живой?
- Она говорила, что баба Маша умерла у неё на глазах.
- Твоя подружка что-нибудь брала из рук покойной?! - нетерпеливо спросила профессор.
- Я не знаю, а почему вы спрашиваете?
- Слушай внимательно - мне нужно встретиться с этой твоей подругой. Чем раньше, тем лучше. Она с кем живет?
- С отцом, но он сейчас в командировке.
- Будет лучше, если сегодня ты переночуешь у своей подружки, Слава. Слышишь меня?
- Да объясните мне толком, что случилось?
- Пока ничего, только догадки. Завтра обязательно приведёшь её ко мне, договорились?
- Простите, профессор, я должен ей позвонить.
- Вот это правильно, - донеслось из трубки за мгновение до того, как я нажал на рычаг телефона и набрал номер Лисницких. Долгие гудки, наконец, трубку подняли.
- Слава! - донёсся из трубки голос Лены ещё до того, как я успел вставить хоть слово. - Прости, Слава! Я тебя любила со школы. Прости и прощай!
- Что случилось? - попытался спросить я, но из трубки доносились лишь короткие гудки. Я снова набрал Лисницких, но никто не отвечал. Ничего не объясняя матери, я пулей выскочил из дому, понёсся к Лениному дому. Постучал, но дверь не открыли. Перелез через калитку, моим глазам открылась следующая картина: двери и окна открыты нараспашку, несмотря на то, что солнце давным-давно спряталось за горизонтом, вокруг крыши летали сороки. Без раздумий я ворвался внутрь, но там никого. У одного окна комком свалена женская одежда, трубка телефона свалилась со шкафчика, на котором стоял аппарат, и покачивалась на шнуре. Нужно было вызывать милицию, но первым делом я позвонил Яковлеву.
- Профессор, она пропала!
- Там много сорок, Слава? - вместо объяснений спросил профессор.
- Да причем здесь сороки?! Лена пропала!
- Я слышу, как они кричат. Уходи оттуда, скорее уходи оттуда, возвращайся домой, я подъеду так быстро, как только смогу!
Короткие гудки.
Слова профессора меня испугали - птицы действительно кружились повсюду. Одна из них села на подоконник, поглядела на меня особенно, почти по-человечески и закричала. Сам не знаю отчего, я пришёл в ужас, попятился к выходу, выскочил из дому, перепрыгнул через калитку, замер в нерешительности. Немного покружившись в небе, птицы улетели.
Вскоре подъехал Яковлев на своей "шестерке", начал меня расспрашивать, время от времени поглядывая по сторонам.
- Много было сорок?- постоянно повторял он вопрос.
- Много, - отвечал я и возобновлял свой рассказ. Выслушав меня, он нахмурился.
- Так что делать, профессор? Где Лену искать?
- Надеюсь, больше её мы не увидим, - пробормотал Яковлев. - Улетела она со своим шабашем.
- Что вы несёте! - не сдержался я.
Яковлев с укоризной посмотрел на меня.
- Возвращайся домой, Слава, и позабудь о своей подруге. Если расскажу всё, как есть, не поверишь.
- Да идите вы! - разозлился я, впервые открыто нахамив профессору. - Сразу надо было в милицию звонить.
- Завтра вернётся её отец и выяснится, что она давно предупреждала его о своём решении уехать из города на заработки. Где она сейчас он точно не знает, но скажет, что дочь созванивалась с ним. Скажу больше, завтра ты позабудешь о своих чувствах к Лене, и спокойно отнесёшься к её исчезновению.
Я ничего не ответил, отмахнулся и пошёл домой.
- Я позвоню завтра, - крикнул мне вслед Яковлев. - Тебе наверняка захочется извиниться.
На пределе слышимости он добавил:
- Жаль девушку, да тут мы бессильны.
Слова Яковлева оказались пророческими - Лену я больше никогда не видел и очень быстро о ней позабыл.
Рассказ одиннадцатый.
После Троицы в четверг.
Сиреневая полоска заката растаяла, последние робкие лучи солнца растворились в густой тьме. Ночь вступила в свои права. Кораблик месяца, отражаясь в водяной ряби, неторопливо переплывал через бесшумную пенистую реку. Камыши по-деловому кивали в разные стороны, стрекотали сверчки, ухали совы, урчали лягушки. В стороне от реки крюком изгибалась дорога. Бесцеремонно-наглая она рассекала заросли камыша и гордо убегала в гору. Пыль улеглась, выбоины сгладила тьма, сумев из уродливо-нескладной широкой тропинки сделать складную, по-девичьи прекрасную дорогу. Но вот вдали раздался шум мотора, грохот колёс, ругань водителя.