Тринадцать свадеб

Неведомым образом я все же собираюсь с силами, возвращаюсь в шатер и провожу там еще полтора часа, а затем, как раз когда следует, удаляюсь в спальню. Голова гудит, и когда мне наконец удается отключиться, я погружаюсь в беспокойный сон, щедро сдобренный угнетающими снами и кошмарами из детства.

Я просыпаюсь рано утром. Бриджет рядом крепко спит. Она легла в час ночи, когда наконец утихла клубная музыка. Когда она пришла, сна у меня не было ни в одном глазу, но я притворилась.

Набрасываю на себя одежду и выхожу из комнаты. Дом окутан тишиной. Босыми ногами чуть слышно ступаю на кухню. В холодных, бледных предрассветных сумерках заполняю чайник водой и включаю его, а потом вздрагиваю — открывается входная дверь. С опущенной головой, погрузившись в глубокие раздумья, входит Алекс.

Меня охватывает трепет.

— Привет, — говорю я, и он чуть не выпрыгивает из штанов.

— Черт!

— Извини, — улыбаюсь я. Он смущается.

— Я думал, все спят.

— Все. Кроме меня.

Он кивает, не глядя мне в глаза.

— Я готовлю чай, — сообщаю, пытаясь выговаривать слова ровным тоном. — Хочешь чашечку?

Секунду он сомневается и отвечает:

— Конечно.

— Ты говорил с ней? — спрашиваю спокойным голосом.

— Нет. — Он качает головой. — В Нью-Йорке в разгаре ночь. Здесь не ловит, я ходил дальше, чтобы проверить сообщения.

Размещаю на столе чайные приборы и сажусь.

— И были какие-то?

Он кивает.

— Да. Она звонила вчера.

Когда ты меня целовал? Вслух я этого не говорю. Вряд ли что-то изменится, если озвучить эту мысль.

Разливаю чай по двум кружкам и одну пододвигаю к нему. В свою добавляю капельку молока, глядя, как белая жидкость вращается в темной воде, образуя миниатюрное облачко, которое словно несет с собой бурю.

— Буря в чайной чашке, — шепчу я.

— Что? — чуть слышно спрашивает он.

— Чайная чашка. Смотри. — Я вливаю немного молока в его чай и смотрю, как вырастает еще одно облачно. Я никогда не задумывалась, откуда пошло это английское выражение. — Буря в чайной чашке, — выговариваю снова, ставя молоко на стол. Поднимаю на него глаза. Его лицо искажается болью.

Он перегибается через стол и берет мою ладонь в свою. Его прикосновение посылает импульс выше по руке, так что хочется обхватить его сильнее.

— Мне жаль, — шепчет он.

Качаю головой.

— А мне — нет.

Он молчит и выглядит очень подавленным. Если я не скажу ему сейчас? То пожалею об этом. Ему нельзя на ней жениться. Нельзя. На глаза набегают слезы и струятся по щекам, а я открываю перед Алексом душу:

— Я люблю тебя.

Он быстро втягивает воздух, ненароком еще сильнее сжав мою руку.

— Я люблю тебя, Алекс.

— Бронте, не надо. — Он трясет головой и выпускает руку. — Я не могу, — внутри у меня все холодеет.

— Я знаю, что у тебя тоже есть ко мне чувства, — говорю с уверенностью, хотя на самом деле не так уж я в этом уверена.

Он встречается со мной глазами, но выглядит разбитым. У него бледное и изможденное лицо.

— Есть. Есть чувства. У нас взаимное влечение. Но у нас с Зарой…

Я вздрагиваю.

— Общее прошлое, — заканчивает он предложение. — Мне надо домой, чтобы поговорить с ней.

Сердце наполняется страхом и ужасом.

— Ты расскажешь ей обо мне?

Он безгласно закрывает глаза.

— Я не знаю, — наконец произносит он. — Но у нас это точно вызовет разногласия.

Это? У него и у меня?

— Тебе нельзя на ней жениться.

Не хочу умолять его.

— Бронте, — через силу выговаривает он, не в силах заставить себя заглянуть мне в глаза. — Я не знаю, что делать. Я не могу остаться с тобой. Я не могу находиться рядом с тобой. Мне нужно разобраться у себя в голове.

Несколько секунд он трет ладонями глаза и опускает руки.

— Что ты говоришь? — спрашиваю, и где-то в животе нарастает тревожное чувство.

— Мне нужно поговорить с Саймоном.

— Алекс, нет, — теперь уже умоляю я. — Не уходи. Не надо из-за меня так поступать. Все будет в порядке.

— Мне жаль, — снова произносит он.

— Прекрати говорить, что тебе жаль. — Я повышаю голос. — Я не хочу этого слышать.

— Тсс, — призывает он говорить тише.

Отодвинувшись на стуле, встаю из-за стола.

— Нельзя. Нельзя просто взять и целовать меня вот так…

— Больше не буду, — отрезает он. — Мне нужно домой, чтобы привести себя в порядок. Я чувствую себя последним гадом просто из-за того, что сейчас с тобой разговариваю. Спрошу Саймона, может, разрешит заняться специальным проектом. Он говорил мне, что Тетлан выпускает новый журнал и нужны мои соображения по этому вопросу. Так у меня будет время, чтобы разобраться в себе.

Прикусываю губу, но слезы все равно бегут по щекам. Сердито смахиваю их, но поток не ослабевает.

— Мне кажется, ты совершаешь ошибку, — тихо говорю я, оборачиваюсь и заглядываю в глубину его голубых глаз. В памяти навсегда останется выражение сомнения, которое застывает на его лице, когда я отворачиваюсь и ухожу прочь.

Остаток дня Алекса я почти не вижу — он не идет с нами на пляж, заявив, что у него гастроэнтерит, обеспечив себе тем самым полное одиночество. Не знаю, как я доживу до вечера, когда мы полетим обратно. Оказывается, актерские способности развиты у меня куда лучше, чем я полагала.