Тринадцатая девушка Короля

Я упрямо поджала губы и вынужденно признала:

— Я и сама-то не очень хочу, но вы играете в молчанку… Зачем? Разве господин ворнет… Кэйнаро просил ничего мне не говорить?

Вот уж вряд ли. Уверена, что на мой счет он вообще никаких указаний не отдавал, уверенный, что после пережитого ужаса я продрыхну, как минимум, до обеда следующего дня. И мой расчет оказался верным. Ной смущенно почесал щеку и признался:

— Нет. Просто велел не беспокоить.

— Вот видите! — всплеснула руками я, с трудом сдерживая рвущуюся на губы торжествующую улыбку. — Не беспокоить! А я уже почти поседела от волнения, не в силах понять, что происходит. Ведь происходит, не отпирайтесь! Не отправились бы Кэйнаро с Роем в ночь, когда парой часов ранее уже решили подождать до утра. Ну?

— Я ничего не знаю! — буркнул Луби и с видом «сами тут разбирайтесь» вернулся на диванчик. Я перевела взгляд на Ноя.

— Ох, ну что ты будешь делать? — сдаваясь, проворчал он. — Был пленник, был. Я своими глазами видел, как Рой его в подвале запер, да только… Да только пропал он.

— Как так?

— А вот так. Мы подвал на два отделения разделили. Ну, типа женский и мужской. В женском плакальщицу-живодерку заперли, а в мужском начальника пристани, бывшего, да Найку, что вы с господином давеча приконвоировали. Ну, и этого… постояльца из таверны. Всех в отдельные кельи, чтоб чего не удумали. Так первые два на месте. А последний будто в воздухе растворился. Точь-в-точь, как Фули рассказывал.

— Ну-ну… — поторопила я. — А что Кэйнаро?

— Так знамо что! Сначала свидетелей выслушал. У начальника-то дверь сплошная, он ничего не видел — слышал только, а у Найку и постояльца — решетка. Вот он и рассказал. Говорит, мол, сначала-то новенький злился, как бешеный, и всем вокруг грозил скорой смертью. Кричал Рою в спину: «Уже ничего не исправишь, раб! Ты все равно станешь делать то, что я тебе велю. Я!» А потом как заорет вдруг дурным матом… Страшным-страшным. Я-то сам не слышал, в казематах, хвала Живой воде, эта, как ее?.. Звуколяция! Ага. Всем на зависть, но Найку клялся, что чуть не поседел со страху, так тот орал.

— Чего орал-то? — снова не выдержала я.

— Так от боли, — ответил Ной. — Найку рассказывал, что вдруг стало в подвале светло, как днем, а потом со всех углов тени поползли в середку, пока из них не соткался старичок: невысокий, горбатый и с бородою до самого пояса, что у нашего Или-са. Посмотрел он на постояльца и говорит: «Ты что ж, поганец, меня перед сестрами порочишь? Как я им теперь в глаза смотреть буду?» Вражина глаза вылупил. «И не думал даже, — говорит. — Они сами. Невесту у меня сговоренную украли, а я все честь по чести сделал. Жертву принес, круг начертил, молитву прочитал, жреца вон даже привлек. Всего и осталось-то, что невесту поцеловать, так меня к ней не пустили. Враги и отступники». А потом старик улыбнулся — хотя врет Найку, не мог он видеть, как тот улыбался, ибо свету в подвале я им не то чтоб много оставлял… Не хватало еще на отребье разное казенное золото переводить и маг-светильники тратить. Тийку вон нашу, поди, вообще в темноте держал, изверг такой…

— Ной! — взмолилась я. — Не отвлекайся!

— А, точно. Я на чем остановился?

— На том, что старик, по всей вероятности, улыбнулся.

— Ну да. Так и было. А потом вдруг раздулся до огромных размеров, будто воздушный шар, который тем летом, что у нас Король охотился, на площади надули, и всех желающих за три медных чешуи на нем катали… Придумают тоже ерунду! Я б в него не полез, даже если б мне не три, а триста три чешуины заплатили, и не медных, а золотых… Ну, так и старик этот раздулся и громыхнул страшным голосом: «Ты кому врать удумал, паскудник?» В грудь воздуха набрал, да как дунет огненным ветром. Да таким, что у вражины волосы повылезали, а лицо оплавилось, будто свечка, и с одной стороны почернело.

— Живая вода! — я прикрыла рот рукой. Интересно, меня бы та же участь ждала, если б тот пугающий старик посчитал, что за сорванную свадьбу ответ должна нести я, а не зверолов.

— И не говори. Найку тоже, как это все увидел, сразу и про живую, и про святую воду вспомнил, и даже молитву, которой его кормилица научила, когда он маленький был. Ну, а старик тот снова до нормальных размеров уменьшился и, не глядючи уже в сторону постояльца, погрозил Найку перстом. И такой говорит: «Нарываешься»…

— Ох!

— Ну, а потом пропал, да… Будто и не было его. И знаешь, что я тебе скажу, девонька? — Ной наклонился к моему уху и тихо прошептал:

— Думаю, никакой это не старик был вовсе, а один из Глубинных… Жрец ведь перед уходом весь подвал вдоль и поперек излазил, когда ему господин ворнет разрешил, плакал, копоть со стен в какие-то склянки соскребал. Говорил, что мы тут обязаны алтарь поставить и три года по три карфы в день в жертву приносить, иначе…

— Да морги с ним, со жрецом с этим! — вспылила я. — Ты про постояльца не дорассказывал. Он-то куда пропал?

И зачем-то брякнула, вспомнив сказку, что читала Мори несколько дней назад:

— Растаял?