— Вы очень милосердны, Ваше Сиятельство, — тихо молвил менестрель, опускаясь перед ней на колени. Лео бросила беглый нервный взгляд на Абрэмо, внимательно наблюдающего за всей этой сценой. Коленопреклоненный Матео наклонился еще ниже, чтобы прижаться губами к носку туфель герцогини, а сама она чувствовала только, как сердце изо всех сил старается выскочить из груди. Никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не целовал её ноги, и Лео было настолько не по себе, что она желала только одного — провалиться куда-нибудь подальше, желательно в преисподнюю.
Леонелла опустила глаза, взглянув на макушку менестреля, который коснулся ее туфель и ждал разрешения подняться.
— Хорошо, Тито, твое почтение принято, — проговорил король, подходя к Лео и приобнимая ее за плечи. — Теперь отправляйся на конюшню, а вечером я жду тебя за ужином, развлечешь наших гостей.
Однако во время вечерней трапезы Лео заметила — что-то не так. Матео ошибался, хоть она и не была такой уж докой в музыке, но слышала, что некоторые мелодии звучат фальшиво. Леонелла стала приглядываться к шуту, и с ужасом заметила, что при движении он слегка морщится, а сухой блеск в его глазах вовсе не от выпитого вина. Уже немного изучив характер Абрэмо, Леонелла не стала привлекать к своему открытию ничьего внимания, но когда все улеглись и в замке наступила тишина, выбралась из своих покоев, переодевшись в простое платье.
«Я должна удостовериться, что с Матео все в порядке! — думала она, оправдывая свою вылазку. — Ведь это моя вина, что его наказали…»
Леонелла нашла Матео на заднем дворе, рядом с корытом, в которое свиньям наливали воду. Он лежал на боку, глаза его были закрыты, а дыхание учащенно, и время от времени он повторял: «Нет, нет…». Лео страшно перепугалась. Лоб Тито был невыносимо горячим, а когда она дотронулась до его спины, почувствовала, что пальцы стали влажными и липкими.