Тринадцатая редакция. Напиток богов

— Да-а-а-а-а-а! — закричала Дереза так пронзительно, что в Александровском парке вороны сорвались с деревьев и с тревожным карканьем полетели в сторону Чёрной речки.

— Тогда слушай…

Он подробно рассказал ей, где и когда надо быть. Не удовлетворившись этим, достал из сумки блокнот и нарисовал схему. Потом подумал ещё и предложил встретиться утром и отвести её за руку на нужное место.

— Ты думаешь, я совсем дурочка, если веду себя, как совсем дурочка? — засмеялась Дереза. — Лучше скажи, что тебе тоже охота в кино сняться.

— Мне? Нет. У меня нет таланта.

— У тебя есть талант быть собой!

К сожалению, этого недостаточно. Никому не интересен просто человек. Надо, чтобы у него был демонический пронзительный взгляд, продуманный костюм с лёгким намёком на готику, длинные волосы и необычный музыкальный инструмент.

Да, он решился. Пусть она пойдёт на встречу с третьей ступенью и станет обыкновенной. Обыкновенное тянется к обыкновенному. Может быть, тогда она увидит, оценит его? А он — он её не бросит. Даже если она перестанет ему нравиться. Он всегда будет рядом.

— Тарантино сделал обманный ход и уже нападает на тебя! — выросла перед ним Дереза. Водяной пистолетик уткнулся ему прямо в лоб. Но воды не осталось. Только одна капля сползла по щеке. Денис отодвинул руку с пистолетом, резко провёл по лицу ладонью, стирая влажный след.

— Наверное, пора идти домой. Твои родители будут волноваться, — сказал он.

Ануцыц тревожно поглядел на него, затем отпрыгнул в сторону и прижался к ногам своей хозяйки.

* * *

Весь день Дмитрий Олегович просидел взаперти. По собственной воле, а не потому, что Эрикссон велел. Эрикссон, кстати, велел ему совсем другое — вырвать Анну-Лизу из лап Хозяина Места, но вот об этом шемобор как раз не думал.

Он выбрался в магазин, щурясь от ненавистного солнца, купил какой-то снеди (спасибо Джорджу за то, что ссудил ему пару тысяч рублей) и вернулся обратно под сумрачные своды старого питерского дома. Принял прохладный душ. Прошелся по квартире в одних трусах, размахивая руками. Нашел в книжном шкафу собрание сочинений Козьмы Пруткова — в детстве у него была точно такая же книга. Расстелил на полу на кухне — как в самом прохладном помещении — широкую махровую простыню, которую хозяйка бережно хранила в шкафу. Налил в кувшин холодной газированной воды, выдавил туда лимон, швырнул упаковку льда. Повалился на махровую простыню и, прихлёбывая, стал перелистывать страницы.

Очнулся, когда почувствовал, что замерзает. Отложил книгу. Вскочил на ноги, потянулся, хрустнув суставами. Поставил на кухонный стол давно опустевший кувшин. Посмотрел на часы и покачал головой: день прошел, а он и не заметил. И ещё бы день так провести. И ещё. И целый месяц, или даже год. Чтобы еда была какая-никакая, и прохлада, и сумерки, и книги не иссякали, и никто не появлялся без предупреждения в углу и не требовал пойти и придумать очередному бессмысленному нарушителю очередное бессмысленное наказание.

Хотелось есть, но разогревать магазинные полуфабрикаты было лень. Тем более что хозяйка квартиры не озаботилась покупкой микроволновой печи, а газовая плита не внушала доверия, да и старые чугунные сковороды, не знакомые с таким явлением прогресса, как тефлоновое покрытие, слегка смущали. Подгорит ведь всё к чёртовой матери, снаружи подгорит, а внутри не разогреется.

Дмитрий Олегович вошел в комнату, служившую ему спальней. Нагретый солнцем воздух (опять не задёрнул занавески!) неприятно контрастировал с прохладной сыростью кухни. Шемобор натянул джинсы и рубашку, вздрогнув от прикосновения горячей шершавой ткани к прохладной коже.

Перед тем, как выйти из квартиры, он посмотрел в глазок — наверняка хозяйка всегда так поступала. А может быть, она периодически глядела в глазок просто так, без всякой цели, в надежде увидеть что-нибудь интересное.

Изображение, слегка скруглённое по бокам, представляло собой часть лестничной площадки и дверь в квартиру напротив. Дверь открылась. Вышел Джордж, поправляя руками влажные, словно только что вымытые волосы. Следом за ним выпорхнула Алиса Владимирская. Он закрыл дверь, что-то сказал ей. Она улыбнулась и помотала головой. Он улыбнулся в ответ. Наклонился и прикоснулся губами к её губам. А потом — словно между ними пролегла трещина. Они направились к лестнице, и каждый был теперь сам по себе, хотя можно было поклясться, что когда они вышли из квартиры, их словно окружал невидимый кокон. А может быть, всё дело в том, что глазок так устроен и скругляет углы изображения.

«Если хочешь быть красивым, поступи в гусары», — зачем-то вспомнил афоризм Пруткова слегка ошарашенный увиденным шемобор.

Хлопнула внизу дверь. Дмитрий Олегович отпрянул от глазка. Поскорее бежать из этой квартиры, а то как бы у него не возник старушечий чепец на голове, хлопчатобумажные гетры на ногах, ревматизм в пояснице, прострел в коленке и воспоминания о восьмидесяти трёх давно минувших годах на сладкое.